звали Евой. Но вот с тем, что волосы рыжие, – примириться никак нельзя.
Когда Еву показывают гостям, дамы ахают:
– Рыженькая! И не в папу и не в маму. Удивительно! Кто-нибудь да был рыженький в роду. Может быть, бабушка? Может быть, дедушка?
– Нет, – говорит папа, – ни одного рыжего, как мне помнится. Так просто, злая шутка природы.
Папа очень хотел мальчика. Ева знает об этом. Каждый раз, когда папа со злостью взглянет на Еву, Ева догадывается, о чем папа думает: «Вот, вместо сына девчонка растет в моем доме. Да еще рыжая девчонка. Совсем нехорошо!»
И никто не любит рыжих.
Когда из гимназии Ева идет домой через Пушкинский сад, мальчишки городского училища кричат ей вслед:
Рыжий, красный!
Черт опасный!
И кидают в Еву снежками. Снежки, крепко скатанные в руках, твердые будто камни. Ева бежит через Пушкинский сад без оглядки, закрывает лицо руками: не беда, если в спину попадут, только бы не вышибли глаз!
В классе Еву тоже дразнят. Больше всего дразнят две подруги – Смагина и Козлова. Надя Смагина – первая красавица в классе. Глаза у нее синие, с черными ресницами. Она всегда чуть-чуть щурится, чтобы ресницы виднее были.
На перемене, когда девочки соберутся кучкой, она подходит к ним и говорит очень громко:
– О чем это вы здесь? Что вы мне не расскажете? Что я, рыжая?
Однажды на уроке истории учительница рассказала про рыжебородого Фридриха Барбароссу. Все время Смагина с Козловой оглядывались на Еву. А когда урок кончился, Козлова поднялась со скамьи – худая, бледная, губы красные, оттопыренные – и говорит:
– Девочки! Знаете что? Предком Евы Кюн был Фридрих Барбаросса. Ева тоже важная, тоже рыжая. Будем звать Еву «Барбароссой»!
Все девочки смотрят на Еву и ждут, что Ева ответит. Надя Смагина спряталась за спину Козловой и заливается смехом.
Ева тоже поднялась со скамьи и говорит спокойно:
– А твой предок был козел! И фамилия у тебя Козлова, и ноги у тебя козлиные.
Хохот в классе. Ева одержала верх.
Один раз Жужелица, классная наставница, наказала Еву за то, что она на истории смеялась, и оставила ее без обеда:
– Большая девочка, а за уроком вести себя не умеешь. Останешься в классе до четырех часов.
А Ева и рада. Не беда, что ей придется целый час высидеть в пустом классе, зато можно будет спокойно идти домой через Пушкинский сад. После четырех в Пушкинском саду нет ни одного ученика из городского училища – их в три распускают, после четырех все они уже сидят по домам.
Большой Пушкинский сад в инее, в снегу, весь белый. Ева идет по самой главной дорожке в своем синем кафтанчике с серым беличьим воротником, в серой беличьей шапочке набекрень. В руках книжки, стянутые ремешком.
На соборе пробили часы. Четверть пятого. Точно маленький человечек в часах ударил молотком по трем звонким пластинкам.
И у каждой пластинки свой звук: дин-дон-дан.
Часы сказали: обед давно простыл. Ну и пусть простыл! Еве домой не хочется. Ева останавливается у каждой березки и трясет ветки, чтоб иней сыпался в лицо.
Вдруг на главную дорожку выходят двое – два мальчика. На них черные шинели с оранжевыми кантами.
Это – реалисты: у мальчишек из городского училища канты на шинелях голубые.
Мальчики идут прямо навстречу Еве. Один – большой, другой – маленький. Воротники подняты, форменные фуражки надвинуты на нос, на груди в два ряда медные пуговицы.
Ева смотрит, куда бы свернуть. Некуда свернуть: дорожка одна, а кругом снега по колено.
Поравнялись. У большого – лицо белое, а глаза темные и темные брови срослись на переносице. У маленького лицо оспой изрыто, нос красный. Оба пристально смотрят на Еву.
– Рыжая! – крикнул маленький и прыснул со смеху. Ева проходит мимо, не поднимая глаз.
И вдруг маленький как двинет Еву плечом, Ева беспомощно взмахнула книжками и села в рыхлый снег.
Мальчики остановились. Маленький хохочет во все горло. А большой к Еве шагнул.
И вдруг Ева вскочила, размахнулась – треснула со всей силы большого книжками по лицу и – бегом.
Отбежала подальше и оглянулась: большой стоит, руки приложил к щеке, а маленький нагнулся и торопливо мнет в руках снег.
– Рыжая ведьма! – крикнул маленький и запустил в Еву снежным комом.
Что есть духу Ева бросилась бежать. Кажется, вот-вот
