и думать о нем забыла. Дел было много – надо было помочь бабушке в огороде, походить с ней в лес – ей так веселей, да и ягод больше набирали. Попадались даже первые грибы, которые бабушка сушила, даже не дав нам с дедом попробовать. На самом деле я отдыхала, даже окучивая картошку и пропалывая грядки. Моя сидячая работа меня доконала! Жалко, что теперь никого не посылают в колхоз. Это очень полезно для людей вечно корпящих над верстками и сверками, насиживающих себе радикулит. Бабушка ворчала на меня, мол, все переделаешь, что мне останется! Отдохнула бы, покупалась, повалялась бы на сеновале с книжкой. Вскоре я уехала в Москву и через два дня уже выходила из поезда в Симферополе. Подойдя к троллейбусной остановке, я обратила внимание на высокого парня в темных очках. Он был очень похож на Алексея, и у меня, вдруг, в груди как будто что-то сжалось и сердце застучало сильней. И тут я поняла, что все-таки влюбилась, влюбилась по уши и без всякой надежды!
Гуляя по маленьким, увитым виноградом улочкам Алушты, я радовалась, что в этот раз приехала отдыхать одна. Мне надо было разобраться в себе, о многом подумать. Я вышла на набережную и увидела стоящего у этюдника художника. Он был высокого роста, светловолос, с небольшой бородкой, энергично работая кистью, он все время поглядывал в сторону моря. Я решила поближе рассмотреть его картину и встала почти у него за спиной.
– Если вы хотите посмотреть, что я пишу, встаньте рядом со мной. Я не люблю, когда за спиной кто-то стоит. Меня это нервирует.
– Извините. Я всегда хотела научиться рисовать, но как-то не сложилось. И я весьма трепетно отношусь к людям, которые могут что-то изобразить. Мне нравится то, что у вас нарисовано. Мне не вся живопись нравится.
– Вы в этом разбираетесь?
– Абсолютный дилетант. Я оцениваю картину по-своему. Когда я смотрю на нее, то задаю себе вопрос – хотела бы я войти в картину и оказаться там. Если хотела, значит, картина хорошая, если нет, то сами понимаете…
– О такой оценке полотен я слышу впервые, и в этом что-то есть! – сказал художник.
Он, наконец, взглянул на меня. Потом как-то странно улыбнулся и, положив кисть в баночку, стал вытирать руки тряпкой.
Я увидела, что он уже не молод, но в нем было что-то от мальчишки, что-то доброе и задорное, и это привлекало внимание.
– Я бы хотел написать ваш портрет, – сказал он, бросив тряпку. – Вы тут отдыхаете? Не могли бы вы уделить мне несколько вечеров или дней, как вам удобней.
Ну вот, подумала я, только сложиться хорошее впечатление о человеке и он тут же все испортит!
– Я не позирую обнаженной!
– Упаси вас бог! Я говорю о портрете. Вы очень красивы, у вас глаза излучают тепло и доброту. Моя дочь тоже очень красива, но у нее какая-то холодная красота, я бы сказал ледяная. Лицо с изумительными чертами, но безжизненное… Я писал много портретов с нее, но у меня не получается – они так же холодны как и оригинал! Мне надо написать портрет для выставки, я бы хотел написать вас.
– Спасибо вам за добрые слова и комплименты, но
