оно как! Значит, ты, наконец, допрыгалась со своими тусовками! Шлюха!!
Мама, когда ругалась, выражений не выбирала. А сейчас, судя по раскрасневшимся щекам и шее, по налитым кровью глазам, она была просто взбешена.
– Небось, Анжелка, проститутка бесстыжая, этого <…>дуна тебе сосватала!!
И пошло. Мать кричала минут сорок, не повторяясь. Сначала пересказала дедовскую науку. Так, как запомнила: потеря девственности до свадьбы – позор, беременность в семнадцать лет – стыд, мерзость. Потом неожиданно переключилась на христианские представления о блуде и грехе. Потом, когда обычные слова кончились, перешла на мат:
– Пойдешь на аборт, <…>! Пойдешь, как миленькая!
Иринка молчала, спрятав лицо, лишь изредка всхлипывала в ответ на самые обидные упреки. Но тут она не выдержала.
– Прости, не пойду. Я своего ребенка убивать не дам.
Мама замерла с открытым ртом. Хрипло вздохнула, опустилась на стул. А когда заговорила снова – Иринка с трудом узнала ее голос: злобный, свистящий шепот.
– Ты что, дура, как я жизнь прожить хочешь?! Одна дите растить? А ведь я в двадцать родила, <…>, молодости у меня, считай, не было, семьи тоже, а теперь и ты мой <…>ский путь повторить решила?
До сих пор Иринке даже в голову не приходило, что ее история так похожа на мамину судьбу. Ведь тот «принц» был подлец, бабник и трусливый маменькин сыночек, но у нее-то не кто-нибудь – Славик! Разве их можно сравнивать! Он другой, настоящий, может, немного скрытный из-за того глупого случая в школе. Но другой же!
– Значит, ты по<…>лась, удовольствие получила, а мне теперь отдуваться! Может, ты теперь каждый год будешь ребенка заводить?! Мать-героиня, <…>!
Иринка не выдержала и заревела в полный голос. Но мама осталась непреклонной. Посмотрела свысока на плачущую дочь и добавила:
– Под мужика лечь наука не хитрая, сисек и задницы вполне хватит. Надо было головой думать, а не <…>, когда ноги раздвигала.
Сказала – словно последний гвоздь вколотила. По самую шляпку.
Раньше мама так часто не материлась. Иринка сквозь слезы посмотрела на ее лицо и окончательно поняла: теперь на ее стороне не осталось никого. Придется всё решать самой.
– И даже не думай, что можешь оставить ребенка. Хочешь мне на шею еще и чужого ублюдка повесить? Так вот запомни – мне он не нужен. Всякие вы<…>ки, спермодоноры <…> будут лапать мою дочь, а я потом…
Договорить она не успела. Иринка вскочила, оттолкнула с прохода мать и метнулась прочь, плечом задев дверную створку. Жалобно зазвенело стекло.
– А ну вернись!
В ответ через пару мгновений щелкнул замок – Иринка закрылась у себя в комнате. Скрипнули пружины дивана, какое-то время до кухни доносились приглушенные рыдания. Потом стихли и они.
Наступила тишина.
Стучать бесполезно. Пока Иринка не придет в себя – из комнаты не выйдет
