в том, что она делала упор на холодной эмоциональной отчуждённости Ринахана. Рэнд явно восхищалась солипсизмом своего героя, хотя и выбрала профессию, в которой успех измеряется популярностью. Напряжение между её ценностями и целями вылилось в отвратительное неудовлетворение. «Покажи, что человечество мелочно. Что оно ничтожно. Что оно глупое, бесконечно и безнадёжно бестолковое, полное слабоумных людей»[40], – писала она. Эти злость и отчаяние, порождённые собственными профессиональными трудностями, сами по себе были величайшим препятствием для развития писательской карьеры Рэнд.
Злоба Рэнд несомненно уходила корнями в изучение трудов Ницше. Судя по записям в её дневниках, отсутствие работы спровоцировало второй раунд прочтения его трудов. Её записи наполнились фразами «Ницше и я думаем» и «как говорит Ницше». Её стиль также стал развиваться в его направлении, когда она экспериментировала с ёмкими афоризмами и наблюдениями. Но важнее было то, что элитизм Ницше укреплял её собственный. Как и многие из его читателей, Рэнд, по-видимому, никогда не сомневалась в том, что была одним из создателей, художников, потенциальным сверхчеловеком, о котором говорил Ницше[41].
В некоторой степени Рэнд понимала, что её страстное увлечение Ницше хоть и вдохновляло её, но в то же время было разрушительным для её творчества. Мысль о том, что в её голове живёт сверхчеловек, была проблемной силой. Ей плохо удавалось сопротивляться: «Попытайся забыть о себе: забыть все высшие идеи, амбиции, сверхчеловека и т. д. Попытайся поместить себя в психологию обычных людей, когда придумываешь истории»[42]. Убеждённая в собственной ценности, но сдерживаемая своим низким статусом, Рэнд переходила от отчаяния к мании.
Когда после долгого перерыва она вновь начала писать своей семье письма, Анну поразил мрачный тон в её словах. Она чувствовала, что ожидания Рэнд были частью проблемы, напоминавшей её дочери о том, что успех не придёт без трудностей: «Абсолютно точно и понятно, что у тебя талант. Твой дар проявился очень рано и очень давно. Он настолько бесспорен, что в конечном итоге прорвётся и забьёт струёй, как фонтан»[43]. Её мать догадывалась, что молчание Рэнд отчасти объяснялось её страхом разочаровать семью. Они возложили на неё надежды, но после такого многообещающего старта Рэнд едва ли было о чём рассказать.
Впрочем, об одном своём успехе она рассказать могла – муж. После года регулярных свиданий Рэнд переехала из Studio Club в меблированную комнату, и теперь у них с Фрэнком было больше личного пространства. Вскоре она стала предлагать узаконить их отношения, потому что после нескольких продлений её виза вскоре закончится. Они поженились в 1929 г., когда рухнул биржевой рынок. Спустя несколько месяцев Рэнд подала запрос на гражданство как миссис Фрэнк О’Коннор.
Как оказалось, истории Рэнд о лихих наследницах и беспомощных воздыхателях дали ей представление об их с Фрэнком браке. Будучи начинающим
Rand,
Там же, 29, 42.
Там же, 48.
Анна Борисовна к АР, 2 октября 1930, письмо 228a. Переписка с русской семьёй, ARP.
