флягу.) Ну, вот… Я ж говорил… (Делает несколько глотков.) Он ведь часто прикладывался к бутылке? Не так ли, «очевидец»?
Соломон. Это было не главным его достоинством.
Актер. Остальные мне не сыграть. Отменяю спектакль.
Соломон. Вы с ума сошли! Зал полон публики…
Актер. Извинишься! Выйдешь и скажешь: спектакль отменяется. Актер, назначенный на роль Кина, напился, что и советует всем собравшимся…
Соломон. Нет уж, увольте! Если желаете получить тухлый помидор в физиономию, можете идти сами.
Актер. Хорошо! Пойду сам! (Решительно встает и валит рукой кресло.)
Соломон (встает у него на пути). Умоляю, сэр! Вас разорвут на части.
Актер. Зато потом будут уважать!
Соломон. Но что вы им скажете?
Актер. Пока не знаю. Ты – суфлер, подскажи текст.
Соломон. Его нет в пьесе…
Актер. Тогда скажу, что думаю… (Обращаясь в зал.) Уважаемая публика! Дамы и господа! Наш спектакль отменяется. Я слишком ценю эти подмостки и ваш вкус, чтобы подвергать их бесполезному испытанию. Я, вероятно, выбрал роль не по плечу. Сказали: «некому больше», и я согласился… А надо было ответить: «не некому, а никому!» Да! Никому нельзя играть Эдмунда Кина! Или Сальвини! Или Сару Бернар?! Актер, который старается их изобразить, похож на бифштекс, который пыжится на сковородке, пытаясь достичь размеров быка. Великие мастера прошлого ушли вместе с эпохой. И ничто не повторимо! Поверим же на слово их современникам. Смиримся, что было чудо, которое нам не суждено увидеть, когда замирал зал и великий трагик произносил в гробовой тишине: «И пусть свеча погаснет!..»
Соломон. Браво! (Дует, свеча гаснет.)
Актер. Зачем ты дунул на свечу, мерзавец?
Соломон. Это был выдох восхищения, сэр. Честное слово! Вы сейчас стали похожи на Кина. Он тоже мог выйти перед разъяренной публикой и сказать ей в лицо все, что думает… Ей-богу, похоже. Можно попробовать сыграть.
Актер. Я сказал – нет! И разве сам ты не отговаривал меня от этой роли пять минут назад?
Соломон. Я отговаривал играть Кина на сцене, но не предлагал срывать спектакль. Это – свинство! Можно беречь чувства театралов девятнадцатого века, но нельзя обижать своих современников. В конце концов, они пришли смотреть пьесу про любовь и интриги. А с кем все это происходит, какая разница?
Актер. Но в первой же картине Кин играет Отелло на сцене театра Друри-Лейн.
Соломон. А вот это – не надо. Это – лишнее. Поэтому предлагаю сцену сократить… Вот так… (Решительно перечеркивает несколько страниц текста.) Вы выйдете только на аплодисменты.
Актер. И это вычеркни!
Соломон. Нет, сударь. Это как раз важно. Зритель должен почувствовать, как награждала публика своего любимца…
Из глубины сцены доносятся шум и аплодисменты.
Слышите?
