с собой кучу кондомов фашистской фирмы «Sico», опасаясь, что на месте таковых может не оказаться…
Ну что вам сказать, дорогие мои? Бо – страшный врун. Толстый, противный, беззастенчивый враль.
Неожиданно для себя я обнаружил в Элисте множество весьма привлекательных дам, с каждой из которых я бы с удовольствием и надолго уединился в степном шатре либо в каком-нибудь старозаветном алькове.
Чопорная администраторша Саглара мне понравилась с первого предъявления: стройная, спортивная, где положено округлая, белокожая, с большими миндалевидными глазами и ярко очерченными красивыми губами, лишь едва тронутыми помадой. Ух!
Пахла она хорошим парфюмом от «Yves Rocher» – осторожно касаясь носом ее волос, я не заметил никаких посторонних флюидов, хоть как-то подчеркивающих индивидуальность ее природного запаха.
Зато явственно ощутил осторожную податливость дамы, плохо маскирующую тайное желание отбросить все нормы приличия и с разбегу прильнуть к моему могучему организму всеми своими выпуклостями и изгибами! И этот самый могучий организм, по ряду причин не вкушавший женской ласки в течение последней недели, мгновенно ответил на сей тайный зов.
– Жарко здесь, – хрипло пробормотал я, с трепетом прислушиваясь к трению, периодически возникающему между предательской вспученностью в области моего гульфика и жесткой резинкой ее юбки. – Выйдем подышим?
– Пошли, – с каким-то лукавым безразличием произнесла дама, пряча глаза. И опять я прочел в этом безразличии готовность к чему-то большему, нежели просто стремление побыстрее покинуть душный зал.
«Вот оно! – победно констатировало мое либидо. – Начинаем налаживать интернациональную дрючбу!»
На ярко освещенном крыльце фабричной столовой было людно, несмотря на то что тамада пять минут назад загнала всех куряк в зал для очередных поздравлений молодым.
Куряки просочились потихоньку обратно: в животах полно, водка никуда не убежит, а поздравлять молодых уже наскучило – на крыльце им интереснее. Там можно по очереди вылезать в центр круга и рассказывать, какой ты весь из себя славный малый и как неправильно с тобой по жизни обошлись все подряд: система, начальство, соседи, друзья, общество, Природа-мать, наконец…
Общались громко, преимущественно на калмыцком, оживленно жестикулируя, ухарски взвизгивая и обильно сдабривая россказни виртуозным матом – разумеется, на языке большого брата.
Презрительно глянув на витийствующих земляков, Саглара сморщила носик, дернула плечиком и в некоторой растерянности осмотрелась: для интеллигентной дамы, да еще и из Биде, дышать воздухом в такой суровой обстановке было вроде как неприлично.
– Гхм, – сымитировал было я движение плечом в сторону толпы, всем своим видом выражая немедленное желание поправить матерщинников, дабы не смели выражаться в присутствии прекрасной дамы. – А ну-ка…
– Куда ты! – зашипела Саглара, хватая меня под руку и быстренько стаскивая с крыльца. –
