нестыковочка, – хмыкнул Миша.
– Но тут есть, между прочим, некая утешительная тема. Фраза «Не знаю, что делать». Она пишется или произносится, как правило, теми, кто нуждается в совете. Пусть в экстренном, но совете. Это не заложница тебе писала, которую в подвале держат. В этом случае все было бы гораздо яснее и четче. Обозначен был бы преследователь, примерное местонахождение вместо этого расплывчатого «не знаю»…
– Это я тоже заметил. Похоже на письма в редакцию. Типа «люблю – не могу – что делать, не знаю».
– Вот-вот. Ты подожди немного. Она, если тебе лично писала, сама объявится. Чует мое сердце. День-другой, и отзовется. А я тем временем своего питерского коллегу слегка напрягу – пусть посмотрит на Валю-Валентину живьем. Да?
– Да, ты прав, я думаю. Подожду. Но у меня к тебе еще одно дело есть. Я насчет Ани хотел поговорить.
– Что? Угрожает кто-то?
– Думаешь, такое возможно?
– Эх, ко мне с такими делами иной раз приходят… Лучше жить в счастливом неведении…
– Но ты первым делом про угрозы спросил, – настойчиво проговорил Миша, – это случайно или тебе казалось, что Ане угрожают?
Сергей задумался.
Серьезный вопрос требовал честного ответа.
– Нет, – сказал он наконец, – про угрозы не думал. Но была мысль о загадке. О каком-то тяжелом прошлом. Что-то в ней закрыто наглухо. И при этом она тебя не обманывает.
– Да. Я знаю. Все у нас честно и открыто. С первого дня до сейчас. Кроме одного момента. Но там мы выяснили…
– Какого момента?
– Ну, раз уж начал, скажу начистоту. Она поначалу от меня скрыла, что Любой беременна. Представь, аборт собралась делать. И я каким-то чудом сообразил. Дурак был дураком, а тут просто протелепатил.
– А как она объяснила?
– Боялась, что ребенок неполноценный родится.
– Ты поверил?
– Да. Абсолютно. Ты бы видел, как она Любке была рада! Она от нее ни на шаг не отходила. Сидит и смотрит. Часами.
– И Люба – твоя копия. Клон, – почему-то замечает сыщик.
Хотя – вполне понятен ход его мысли. В других случаях жена скрывает факт беременности, если ребенок не от мужа. Увы, нередки такие случаи. Уж он-то знает. Не зря ест свой хлеб.
– Не поверишь: даже почерк, как у меня! Даже правый ботинок стаптывает больше левого, точь-в-точь как я! Даже…
– Ладно, ладно, ясное дело, себе смену отковал по своему шаблону. Ты вот лучше вспомни – больше Аня ничего от тебя не скрывала?
– Нет, я бы учуял. Я ее чувствую. И, пойми, я не выведать что-то о ней хочу, а как-то помочь. Она, понимаешь, плачет во сне. Днем счастливая, я же вижу. А во сне плачет настоящими слезами. И я хочу понять причину.
– И устранить, – продолжил за друга Серега.
– Да, примерно так. Мы когда женились, уговорились все о прошлом забыть. Не расспрашивать, не возвращаться к нему. Она так попросила. Я обещал. Не расспрашиваю.
