почти чудодейственно. В 1891 г. одна газета, приветствуя «судебный юбилей», следующими красноречивыми словами характеризовала невероятный, почти сказочный переворот, произведенный судебною реформой.
«Новый суд, – говорила эта газета, – произвел коренной переворот не только собственно в правосудии, но и вообще в правовом положении. Создалось, можно сказать, почти вновь обеспечение каждому русскому тех прав, которые ему даны законом. Закон всегда был, но было такое положение, что каждый сильный человек имел право говорить: законы для того и пишутся, чтобы слабый не тягался с сильным. Закон всегда был, но не было правосудия. Суд и волокита, суд и разорение, суд и подкуп, суд и крючкотворство – вот с какими понятиями сочетался тогдашний суд… И вдруг, вместо этого 25 лет тому назад действительно правда и милость засияли в нашем суде. Россия словно бы очутилась на другой планете, словно бы совершилось с нею какое-то дивное превращение»[161].
«Новое Время» в приведенных прекрасных строках, вероятно, не усмотрит тех цветов напыщенной адвокатской риторики, которые оно усматривает в моих «Основах судебной реформы», если потрудится вспомнить, что эти строки ipsissima verba… его же собственной «юбилейной» статьи, появившейся 17 апреля 1881 г. – Что заменою старого, продажного, жестокого, лишенного всякой самостоятельности, суда независимым, гуманным судом Россия обязана именно либерально-гуманным основным началам судебной реформы, а не новому персоналу, это всего лучше видно из того, что громадное большинство персонала нового суда было взято из состава старых судов[162]… Теперь же, по новому «исправленному» взгляду «Нового Времени», оказывается, что только тогда будут правильно функционировать новые суды, когда они вовсе откажутся от своего первородного греха – либерального происхождения, и от того духа и направления, которые с особенною силою сказались «в начале судебной реформы».
Двусмысленность и непоследовательность воззрения «Нового Времени» наглядно обнаруживается именно в этом отрицательном отношении к лучшей эпохе деятельности нового суда, эпохе, когда с особенною силою выражался присущий ему специфический дух, который, по справедливому замечанию одного из составителей Суд. Уставов, К. П. Победоносцева, бывает свой особенный у всякой системы учреждений. «Действие учреждений, – писал г. Победоносцев в декабре 1861 г. при редактировании либеральных основ судебной реформы, – зависит от людей, но вместе с тем нельзя упускать из вида, что и люди образуются в духе тех или других учреждений, и что есть такие учреждения, при действии коих нельзя ожидать развития людей в том направлении и духе, которому учреждения не соответствуют»[163].
Какому именно направлению и духу мог и должен был соответствовать дух новых судебных учреждений, очевидно было для всех в самый момент зарождения их. Это не было секретом не только для непосредственных участников реформы, но и для посторонних. Цензор Никитенко тотчас по обнародовании в 1862 г.
См.
См. Записку К. П. Победоносцева в т. XIII, ч. 3 «Дела о преобразовании судебной
части в России».
