За тем, он укусил Люсю за череп. Этот хруст черепа помог взять себя в руки и перезарядить ружьё. И выстрелил в него. Пуля ещё была ещё жива, она умерла на моих руках. Его шкуру ты видела, а собак я сжег, тем самым простившись с ними. А еще через несколько дней я нашел тебя. Я шел по участку и заметил что-то красное, это была ты.
– Да, я думала у меня тяжелая судьба. Теперь я понимаю, что сильно ошибалась, ты очень сильный человек.
– Почему?
– Я бы все равно покончила собой. Не смогла бы вынести и половины твоей ноши.
– Спасибо.
– За что?
– Мне и правда стало легче.
Она подошла и обняла меня, уткнув моё лицо в свою грудь. Мне и в правду стало намного легче. Конечно, ком стоял и слезы периодический стекали с глаз, а еще я почувствовал, как по моей голове капают слезинки Маши. Она и в правду смогла разделить мою боль, только стоило ли это было делать в праздник.
– Прости за то, что праздник испортил.
– Глупый. Я рада что ты со мной поделился. Я обижалась на тебя, когда ты уходил от разговора, а теперь понимаю на сколько же тебе было тяжело.
– Но сегодня праздник, а мы в слезах.
– Не страшно, так ты сможешь оставить часть боли в том году.
– Спасибо.
– Не за что. Пошли спать.
– Пойдем.
В ту ночь я в момент отключился. Мне и в правду стало намного легче. Она обняла меня, прижав к себя и я вырубился. Как бы это было не странно, но она больше меня не раздражала, а напротив очень сильно нравилась и не только внешностью. Проснулся я поздно, около двенадцати, она еще спала. Я растопил печь, умылся и приступил к приготовлению шашлыка и когда шашлык был почти готов проснулась Маша и на запах шашлыка в момент оказалась за столом. После того как поела, пошла умываться, затем вышла по нужде, а когда она зашла домой, я заметил напряжение. Знаете, люди так напрягаются, когда им больно, я просто насмотрелся на подобное. Мама у меня травницей была, и все из деревни к нам ходили, поэтому и я в травах не плохо понимал. И вот у Маши были признаки испытываемой боли.
– Маш.
– Что?
– Это я хочу спросить. Что болит?
– Нормально все. – с лёгкой ошарашеностью сказала она.
– Маш.
– Да нормально все.
– Маша.
– Да какая разница? – чуть зло сказала она.
– Маш ты понимаешь, что нам с тобой тут еще долго быть. Сейчас первое января, а нам почти до конца апреля быть.
– Дим, но, а чем ты мне поможешь?
– Маш говори. – Я произнес с нажимом в голосе.
– По-женски это. – смущено сказала она.
– Говори точнее. Что болит, когда и как. У меня мама травницей была и многому меня научила. Поэтому говори.
– Писать больно. – Щеки налились красным.
– Болит
