не могли! – весело рассмеялся он и в ответ на мой недоуменный взгляд спросил: – А чем вас так заинтересовала эта фабрика?
– Понимаете, у меня есть предположение, что именно из-за нее с человеком, который решил ее приобрести, происходят некоторые, скажем так, неприятности, – уклончиво ответила я. – Но это только мое предположение, а так это или нет, я не знаю.
– Это же надо! – совсем развеселился он. – Сколько лет прошло, а история с кузнецовским золотом до сих пор людям покоя не дает!
– С чем?! – невольно воскликнула я. – С золотом?! – Он кивнул. – А вы не расскажете? – попросила я его.
– Конечно, расскажу! – охотно согласился Горбунов. – В моей книге этого нет, да и быть не могло! Время было такое, что полагалось писать исключительно о достижениях социализма, в крайнем случае – о деятелях революционного движения, а вот настоящая история российская была искорежена до неузнаваемости, словно она началась только после семнадцатого года. А все, что было раньше, или подлежало забвению, или сводилось к воспеванию террористической и подпольной деятельности большевиков и иже с ними. О краеведческой литературе и говорить нечего! Местным издательством выпускались сборнички со статейками, написанными нахватавшимися по верхам щелкоперами, которые ни дня в архиве не работали, а собрали с миру по нитке мелкую информацию и накорябали свои брошюрки. Знали бы вы, каких трудов мне стоило пробить свою книгу! Сколько я унижался и просил! У меня ведь несколько рукописей готово об интереснейших людях нашей губернии, истинных патриотах, в том числе и о Кузнецовых, а они никому не известны! А вот именами местных большевичков, у которых не то что руки в крови, а они сами в ней по самую макушку увязли, улицы и площади называли, да и посейчас обратно не переименовали! А о настоящих героях теперь никому читать не интересно, потому и издать мои книги вновь стало невозможным – коммерческий интерес всюду властвует. Какое же время наступило беспощадное, люди не об истории своей страны думают, а лишь о деньгах, и ни о чем больше. Дай-то бог, чтобы когда-нибудь все изменилось, хотя я до этого и не доживу.
Чувствовалось, что у него накипело и ему надо выговориться, и я терпела – история кузнецовского золота того стоила. Горбунов замолчал, что-то обдумывая, а его жена тем временем вкатила в комнату столик с чайником, чашками и тарелкой с печеньем и, разлив чай, села рядом с мужем. Он взял у нее из рук чашку, отпил немного и начал наконец рассказывать.
– Все дело в том, что Кузнецовы были староверами. Вы знаете, кто это такие? – спросил он.
– Приблизительно, – честно ответила я.
– Ну, тогда я прочту вам краткий курс ликбеза, чтобы дать хотя бы приблизительное представление. Итак, в середине семнадцатого века патриарх Никон провел церковную реформу, которую очень и очень многие люди не поддержали. Вот так и возникли староверы, сиречь оппозиция официальной церковной власти. Социальный состав староверов был самым разношерстным: и купцы, и крестьяне, и ремесленники, и так далее. Их, как и любую другую оппозицию, преследовали,
