из ущелья, остановились возле небольшого озера, окруженного гигантскими камнями и плакучими ивами.
В озере набрали рыбы: ловили ведром и руками. Загоняли гуртом в травяные мешки.
– На утрешнюю зорю бы сюда, – выжимая мокрые казачьи шаровары, проговорил хитроглазый Курихин, явно предлагая стать биваком, но Игнатьев показал на часы:
– Надо торопиться.
Насобирали хвороста и разожгли костёр. Распотрошили, почистили улов: несколько десятков окуней и щук.
Сварили уху, большими ломтями нарезали хлеб, дружно пошвыркали хлёбово.
Отварную рыбу оставили на ужин.
– Не всё сразу, – по-хозяйски распорядился Дмитрий Скачков, и хорунжий поддержал его, стряхивая с колен хлебные крошки:
– Будет что кусакать.
Капитан Баллюзек раскрыл портсигар, выудил папиросу, размял в пальцах и, фукнув в длинный картонный мундштук, зажал его зубами так, что и тому, кто никогда не курил, захотелось проделать то же самое. Щёлкнув серебряной крышкой и сунув портсигар в карман, он достал спички и, чиркнув от себя, красиво, артистично прикурил.
Хорунжий тоже окутал себя дымом.
Перекур.
– Чур моё не замай, – предупредил Стрижеусов, глядя, как Дмитрий Скачков увязывает таганок с рыбой.
Казаки захохотали.
– Евсей ты бухарский! – беззлобно ругнулся Шарпанов. – Котел-то общой!
Выкурив по цигарке и напоив коней, казаки подтянули подпруги и умялись в сёдлах.
Колёса и копыта застучали по камням.
День сменялся вечером, ночь – утром, весна осталась позади – навстречу устремилось лето. Солнце палило, жгло плечи.
– Едем по Монголии, на задах мозолии, – время от времени повторял Савельев и болезненно морщился: сапоги от жары заскорузли и отдавливали ноги.
Лица казаков обгорели, обветрились, носы шелушились.
Пустыню Гоби пересекли за десять дней – кони заметно устали.
– Чижало лошадкам, – горевал Шарпанов. – Чать, не верблюда.
Себя он жалеть не привык.
Ноги его скакуна были обсыпаны цветочным слётом, а шерсть скуржавилась и потемнела от росы.
Спали урывками, вставали в потемках, пускались в путь по холодку. Уже в дороге наблюдали, как небо бледнело, прояснялось, высоко над горизонтом вспыхивали и светились нежной позолотой облачка. Иногда казаки видели сторожевых монголов, явно следивших за ними. Двигались те довольно быстрой рысью, но держались на отшибе, соблюдая дистанцию: уважали. Знали, что линейные казаки «шибко хорошо стрелял».
– Говорят, что пустыня безлюдна, – обращаясь к Татаринову, сказал Игнатьев и проводил глазами очередной торговый караван. – Как же она безлюдна, если дорог не счесть и караван идет за караваном? Самый обычный проходной двор, только чересчур длинный.
– И чересчур
