сглотнула и медленно улыбнулась острой как бритва улыбкой, работавшей на публику. Никос знал цену этому оружию.
– У меня есть причины прямо просить вас об этом, – ответила она с неопределенным, но приятным акцентом, в котором смешались европейский и североамериканский говоры, и вздернула подбородок, – а не ждать, чтобы мое декольте попросило за меня.
Это против воли понравилось Никосу, несмотря на потребность уничтожить ее, потому что она была Барбери, а значит, испорченная, потому что давным-давно он поклялся, что не успокоится, пока не сотрет с лица земли эту семью, потому что ее брат-червяк даже сейчас наблюдал за ними. Он придвинулся к ней ближе, чем требовали приличия. Она не дрогнула. Это тоже очень понравилось ему, хоть и не должно было.
– Некоторые женщины не видят ничего предосудительного в том, чтобы выставлять то, что имеют, на всеобщее обозрение, но я понимаю вашу позицию.
Он оглядел ее, от русых волос и умных карих глаз до точеной фигуры. На ней было простое платье, подчеркивающее изящные изгибы тела. Она не была красавицей, но все равно была неотразима: сильный подбородок, ум, который она не скрывала, явное отсутствие интереса к ботоксу, коллагену и силикону, напряженные плечи. Он снова посмотрел ей в лицо и был рад тому, что она едва успела спрятать минутную гримасу за стандартным официальным выражением.
– Что вы можете привнести в поцелуй, чего не могут другие? – спросил он, делая вид, что не впечатлен.
Она только вызывающе изогнула тонкую бровь.
– Себя, – ответила она, а выражение ее лица добавило: «Разумеется».
Совершенно неожиданно Никоса опалила страсть. Он не должен был чувствовать ничего подобного, он должен был презирать ее, но Тристанна Барбери оказалась совсем не такой, какой он представлял ее. Она училась в лучших школах Европы и должна быть совершенной. Однако, разглядывая ее фотографии, он видел простую естественную девушку, хотя и подозревал, что такое ощущение возникает благодаря мастерству фотографов. Теперь же он понимал, что она действительно была такой, настолько живой, что жизнь, казалось, плясала вокруг нее, как пламя, к которому ему хотелось прикоснуться.
– Еще одно хорошее заявление, – сказал он и коснулся ее волос, шелковистых и теплых. – Но я не привык целовать незнакомых женщин на виду у всех, – добавил он тише, чтобы его услышала только она. – Не люблю оказываться на страницах таблоидов.
– Прошу прощения, – пробормотала Тристанна, смело глядя на него. – Я думала, вы известны своим бесстрашием и умением смеяться над условностями. Должно быть, я перепутала вас с другим Никосом Катракисом.
– Я раздавлен, – сказал он, подходя ближе; сердце заколотилось, когда она не отступила. – Я полагал, что моя привлекательность заставила попросить меня поцеловать вас, а оказалось, что вы такая же, как остальные. Вы поклонница богачей, мисс Барбери? Путешествуете по миру и коллекционируете поцелуи, как девочки собирают автографы?
–
