Тася, это же брат мой, – едва слышно произнес старик, отвернулся и, помедлив, добавил: – Клим это был.
– Ой, – запнулась Таисия, не зная, что сказать. Повисла неловкая пауза. Только теперь она обратила внимание, что на правой щеке Семена Васильевича наливается фиолетовый синяк.
– Не надо сюда посторонних приплетать.
– А я не знала, что… то есть не узнала его. Он очень изменился…
– Да уж, изменился.
– Так что он от вас хотел? – не удержавшись, спросила Таисия.
– Семейные дела, будь они неладны, дележ имущества, – через силу ответил старик, – даже стыдно, ей-богу…
– Ну, прости, если я что-то не то сделала, – она то и дело путалась между «ты» и «вы».
– Да чего уж тут. Только вы… словом, не надо никуда писать, – сказал старик и свернул к своей калитке. Прислонившись спиной к забору, он стал рыться в карманах в поисках ключа, ветхая калитка тем временем, заскрипев, открылась сама.
«Охо-хо-хо-хо, подходи, бери, и никакой очереди, – подумала Таисия, провожая старика взглядом, – тут и ключи подбирать не надо, хотя… на такой забор посмотрят и залезать не станут, все равно брать нечего».
– Будет что-то нужно, заходите без всякого стеснения, – крикнула она вслед соседу и пошла дальше.
Собственно, пройти оставалось два шага. Дача Насоновых примыкала вплотную к участку Семена Васильевича. Во дворе Таисию Федоровну встретила счастливая Булька. Она неистово молотила хвостом, улыбалась во всю свою пасть, даже норовила прыгнуть передними лапами на грудь, хотя знала, что это ей строго запрещено.
– Соскучилась, дорогая моя, заждалась, Булечка, – хозяйка погладила собаку, – ну пошли, пошли домой, нечего под дождем мокнуть.
На самом деле Булька просидела в одиночестве недолго. Сева уехал в институт прямо с дачи, было это часов в одиннадцать. Потом к Бульке заходила соседка Анна Петровна, приглядывавшая за домом. Теперь на даче приходилось нести буквально круглосуточную вахту. Но общительная дворняга всегда тяжело переносила одиночество.
Вместе они направились к дому. Там, начиная с прихожей, все сияло чистотой. «Ну вот, Петровна все убрала, помыла. Понятно, а тут и записка. Ты у меня, Булька, стало быть, накормленная. Ой, надо Кате позвонить, доложиться», – вспомнила Таисия Федоровна, а из головы никак не выходила сцена, увиденная на дороге.
«Боже мой, что же у них такое случилось? Если чуть не до драки дело дошло? Клим-то, оказывается, жив-здоров… лет десять, наверное, не появлялся, а у Семена такой синячище на щеке… неужели действительно брат приложил? Вот несчастный старик! Старик, хотя он, должно быть, ненамного ее старше. Ему, наверное, семьдесят два, три… да, постарел Семен, сдал. Хотя, конечно, такое горе пережить, не дай бог…»
Их соседа, Семена Васильевича Кошелева, Таисия помнила еще молодым, они с мужем тогда только купили дачу. Генерал Кошелев, отец Семена, к тому времени уже умер. Это ему вроде когда-то дом с участком выделили. Судя по всему,
