Кошелев не видел несколько лет, родных у него больше не осталось.
На кухню пришла сонная кошка и стала тереться о полосатую пижамную штанину.
– Ты, Мусенька, уже тут как тут, – ласково поглядывая на нее, произнес Семен.
Как только открылась дверца холодильника и в руках у хозяина появилась заветная красная банка кошачьего корма, Муся заурчала. Корма осталось немного, только на донышке. Аккуратно собрав ложкой все содержимое, старик бережно переложил нежные мясные кусочки в блюдце. Не переставая урчать, Муся приступила к трапезе.
– С твоим аппетитом никакой пенсии не хватит, – вздохнул старик и бросил банку в мусорное ведро.
Семену Васильевичу жилось небогато, скромной пенсии едва хватало на коммунальные платежи, лекарства и еду. Но на Мусином меню это ничуть не отражалось. Как всякая избалованная кошечка, она была привередлива в еде и привыкла получать свои любимые кушанья точно по расписанию, а иногда и сверх того. Сам же Семен Васильевич был совсем неприхотлив в еде. Гречка, макароны, картошка… Да и много ли старику надо, когда зубов почти не осталось, и те не жуют. Зубов своих старик очень стеснялся и на людях старался поменьше открывать рот. «Вот она, бедность проклятая! А так бы заказал протезы и улыбался в свое удовольствие». Впрочем, тут он немного лукавил. На самом деле проблемы с зубами начались у него сразу после смерти Славика. Но тогда было не до протезов. Странно, что вообще выжил. Удивительно. А главное – зачем? Для чего? Ради кого?
Взгляд Семена рассеянно блуждал по кухне, перемещаясь с одного предмета на другой, пока не уперся в пушистый черно-бело-рыжий триколор. Перекусив, Муся с комфортом устроилась на своем стуле с подушечкой и теперь с удовольствием облизывалась, сдержанно, по-кошачьи благодарила хозяина, подняв на него зеленые немигающие глаза-плошки.
– Эх-хе-хе. Получается, что теперь в тебе, Мусенька, и есть вся моя жизнь.
На плите, обдавая паром посудные полки, закипел чайник. Старик достал из буфета картонную коробку с заваркой, потом стеклянную банку с чабрецом. Муся внимательно наблюдала за движениями хозяина, а тот принялся колдовать над чаем. Из прежней жизни у Семена Васильевича осталось одно пристрастие – чаепитие. Для него оно было единственным настоящим удовольствием.
Через полчаса, напившись чаю, старик решил выйти проветриться, а заодно выпустить погулять Мусю. На улице светало, было ветрено и зябко.
– Надо бы сегодня лук и петрушку с грядки собрать, в морозилку сложить. – Старик спустился с крыльца и, шаркая тапками, свернул за угол дома.
Там, на единственном солнечном пятачке участка, располагался его нехитрый огород – полторы небольшие грядочки с зеленью и кабачками.
В прежние времена у Семена Васильевича участок был аккуратный, ухоженный, глаз радовался. И цветы, и парник, и плодовые деревья, смородина, крыжовник стояли кустик к кустику, как солдаты на параде. Славик любил смородиновое желе, вот Семен
