все еще недоуменно смотрел на него. «Встречал ли кто другого такого человека?» – словно спрашивал этот взгляд.
– Пока нет никаких причин для тревоги, – ответил доктор.
Видаль взял со стола сигарету и фуражку.
– Очень хорошо, – сказал он, отодвигая свой стул, что означало: «Ступайте прочь».
Но доктор все еще стоял напротив стола.
– Капитан, вашей жене не следовало путешествовать. К тому же на таком позднем сроке.
Вот глупец. Овцы не должны так разговаривать с волками.
– Вы так считаете?
– Да, капитан, это мое профессиональное мнение.
Видаль медленно обошел вокруг стола, держа фуражку под мышкой. Он был выше Феррейро. Конечно, Феррейро невысокий. Он уже начал лысеть и со своей всклокоченной бородой казался жалким стариком. Видаль любил чисто выбритые остро наточенной бритвой подбородки. А таких, как Феррейро, он презирал. Кому охота заниматься целительством в мире, где главное – убивать?
– Сын, – сообщил он хладнокровно, – должен родиться там, где его отец.
Доктор – тупица. Видаль направился к двери. Сигаретный дым тянулся за ним в полумраке. Видаль не любил яркий свет. Ему нравилось видеть собственную тьму. Он был уже у двери, когда вновь раздался неприятный тихий голос Феррейро:
– Капитан, почему вы так уверены, что родится мальчик?
Видаль обернулся с улыбкой. Глаза его были чернее сажи. Он умел одним взглядом заставить человека почувствовать нож у себя под ребрами.
– Уходите! – сказал Видаль.
Он видел, что Феррейро тоже почувствовал лезвие ножа.
Солдаты поймали двух браконьеров – те охотились на кроликов после комендантского часа. Видаль удивился, что Гарсес вызвал его из-за такого пустяка, хотя все офицеры знали, что капитан терпеть не может, когда его беспокоят в позднее время.
Когда они вышли из дома, в небе висел тощий серпик луны.
– В восемь мы заметили передвижения в северо-западном секторе, – на ходу докладывал Гарсес. – Затем услышали выстрелы. Сержант Байона обыскал местность и захватил подозреваемых.
Гарсес всегда говорил так, будто диктует.
Пленники, один – старик, другой намного моложе, были бледнее тусклой луны. Одежда у них была в грязи после хождения по лесу, а глаза – мутные от вины и страха.
– Капитан! – сказал младший, пока Видаль молча их рассматривал. – Это мой отец. Он честный человек.
– Это мне судить. – Видалю нравилось, когда его боятся, но это же и приводило его в ярость.
– Шапку долой, когда стоишь перед офицером!
Сын стащил с головы заношенную кепку. Видаль понимал, почему тот не смотрит ему в глаза. Мерзкий крестьянин! Гордый, по голосу слышно, и притом ему хватает ума понять, что тем, кто их захватил, это не понравится.
– Вот, мы при них нашли. – Серрано подал Видалю старенькое ружье. – Из него
