rel="nofollow" href="#i_004.png"/>Кадры хроники. 41ый – зима
Я вижу этот бой,
Летящее ура.
И визг сирен в ночи,
И зарево погоста.
Я вижу тех ребят,
Негромкое «пора»,
Поднять пехотный полк
И превратиться в звезды.
Одна из них, звезда, до песни долетит,
Другая глубоко в земле замерзшей канет.
И порастет травой,
И птицей улетит,
И в чьих-нибудь руках заветным счастьем станет.
Я вижу этот бой,
Замедленный подъем,
И подвигом страны
Становится присяга.
А мы о той войне
Загадочно поем,
А им еще идти
До мая, до Рейхстага.
Дедушка Яков
Вечер свое наважденье припрятал,
Было светло и тепло до утра.
Мы не увидимся, дедушка Яков,
И не пришла нашей встречи пора.
Ксендз к алтарю, подбоченятся хаты,
Грянет весна, и наступит война.
Мы не увидимся, дедушка Яков,
Это не наша с тобою весна.
Из родословной останется строчка.
Мама. Снаряды, летящие в ночь.
Судьбы, зарницы и гнев многоточий,
Не пожалеть и, увы, не помочь.
И продолженье из боли и страхов,
Ожесточение хлеба и сна.
Мы не увидимся, «Дедушка Яков»,
И не откликнется наша весна.
Вновь соберутся случайные люди,
Лихо гармошка раскроет меха.
Вспомнят кого-то, кого-то осудят,
И покаянье за горстью греха.
Бабушка, так свою боль не оплакав,
Вот и останется в мире одна.
До возвращения, дедушка Яков,
В тихой молитве забытого сна.
«Возникла война инвалидом…»
В. Шамшурину
Возникла война инвалидом
у наших ворот,
Костылями и бредом
кричащего сна.
И атаки, атаки.
Израненный взвод:
«А у нас была тишина».
Возникала весна
Похоронками…
Белый конверт,
И осколками горе…
И ночь от проклятий черна,
Только слышно в избе,
Как заплачет
Израненный дед:
«А у нас была тишина».
Трепетала любовь
за околицей,
В песне потерь.
Земляков обжигали
И грели, как боль,
ордена.
Только в память
Однажды откроется дверь:
«А у нас была тишина».
«Васильковые пряди…»
Васильковые пряди
В голове у полей.
По тропинке – к прохладе
По России моей.
По березовым тайнам,
По
