почему-то вдруг необходимо было увидеть вокзал, постоять на первой платформе. Причем необходимо – позарез. По-за-рез.
Поезд приближался к Твери: в окне был поселок Южный.
«Спасибо, Бог», – сказала душа.
В этом городе он прожил тридцать лет: детский сад, школа, университет… Всего этого не будет видно в окно тамбура. Но будет виден старый вокзал и дорога домой: прямо и направо. Потом, когда поезд уже снова поедет, будут видны дома улицы Центральная, а дальше – маленький переезд, через который он ходил всю свою жизнь: это называлось «в город». Над переездом с детства висели щиты со странными приказами вроде «Стой!», «Пропусти поезд!», намекавшими на возможность бессмысленного состязания в силе между человеком и железнодорожным транспортом…
Так вот, маленький переезд, в самом конце которого – улица. Если бы их дом стоял на этой улице первым, его можно было бы даже увидеть – очень постаравшись, скажем. Но первым стоял дом Кубышкиных, они давно переехали, и особнячок принадлежал другой семье. За ним – дом Марковых и Булановых (булановская часть полностью сгорела в конце восьмидесятых). А дальше, третьим по счету – так прямо и называемый «родной дом». Дом, в котором он жил с двенадцати лет и в который все они переехали из одного близлежащего переулка… это дальше, совсем в глубине привокзального поселка, не видно из поезда.
И чего-то требовало от него оно все – требовало или просило, непонятно.
Поезд – медленно, как в старом сне про аквариумный шланг – подбирался к третьей платформе, для электричек на Москву, платформа довольно быстро должна была перейти в первую.
«Скорый поезд “Москва – Хельсинки”» прибывает к первой платформе. Стоянка поезда одну минуту», – услышал он и скривился: новое время напомнило о себе простонародным винительным падежом, совершенно неуместным.
На этой платформе он – теперешний обладатель пожилого возраста, растерянной улыбки и паспорта другой страны – знал каждый сантиметр.
Ровно напротив, как и пятьдесят лет назад, стоял поезд из Ленинграда, напоминая всем вокруг о том, что существуют вещи, неотменяемые даже при смене государственных режимов, – например, расписание поездов. У одного из вагонов копошилась около сумок только что ступившая на тверскую землю семья: родители и мальчик лет шести-семи – вдруг повернувший голову в сторону скорого поезда «Москва – Хельсинки»…
Пришлось вздрогнуть и зажечь следующего «Принца». Мальчик смотрел ему прямо в глаза.
Он попытался открыть дверь тамбура – дверь подалась.
Их разделяла только ширина платформы.
– Hej med dig, – сказал он негромко на совершенно иностранном языке. Мальчик поспешно отвернулся.
А минута не кончалась.
И, значит, все еще оставалась возможность дернуть стоп-кран.
Он оглянулся: стоп-кран находился близко – слева, прямо на уровне глаз – и сделал шаг назад.
