в Сырьевиков. Еще Шекспир заметил, что Инновационники им как‑то ближе, особенно те, которые плевали на свои широкие возможности на поприще национальных проектов и внедрения инноваций, а преимущественно лазают по зарубежным скалам, но зато при встрече неизменно произносят: «Здрасте, джентльмены».
Тут я вспомнил, что успел прослушать утром только последнее послание Тамары на автоответчике. Это конечно непростительная оплошность, даже если учесть пневмопочту с трудами профессора Курамова, и три часа сна. Кто‑то звонил около четырех. Но я полностью доверился автоответчику. Укатала полковника Вихоря секретарская работа. Так чего злиться на Валерку за его «денщика»? Прав он.
– У меня к тебе, небольшое дельце, Сережа, – закончил Валерка свою ругань и перешел на просительный тон. – Папа с Отцом запускают новый совместный Национальный проект по освоению Российского Заполярья. Они наверное с тобой посоветуются и Принцу предложат. И Принц опять, как всегда, откажется. Так вот не мог бы ты…
В углу комнаты ожил большой экран. Такой же большой, как у меня в кабинете, только висел он здесь не над столом, а вместо трюмо над столиком, где удобно красить ногти и подводить глаза. Все‑таки апартаменты принадлежали первой невесте государства, а влюбленный в эту невесту седьмая вода на киселе здесь вообще обретаться не должен.
– Папа звонит, – сказал я: – вруби экран, Валера.
Валера заметался. Он сначала стащил мятый белый пиджак и запихнул его под сбившуюся простыню, хотел снять и галстук, но не решился, поправил его из‑под левого уха под правое, сделал шаг к двери, да так и застыл, с непатриотичным ужасом глядя на российский триколор, отчетливо проступающий на экране. Папа любит обставлять свое появление помпезно, с ковровыми дорожками, фанфарами и штандартами. Все‑таки хорошо, что я работаю на Отца, который, как и любой офицер разведки, ценит время, свое и чужое.
– Да иди ты в столовку, – посоветовал я Валерке из чистой гуманности: – я с Папой сам поговорю.
– Спасибо, Сереж! – с похмелья Бондарь сориентировался на удивление быстро и, подхватив в охапку пиджак вместе с простыней, мгновенно исчез.
Ну, ничего, Лотта Карловна перед тем, как угостить карпиками, сделает ему выговор за внешний вид, и выражения там будут покрепче «мажора».
Монитор окончательно вышел из спящего состояния, и электронная полифония заиграла приятную на слух мелодию «Папа может, Папа может все, что угодно…». В общем это даже трогательно. Дочка для него, наверное, навсегда останется маленькой темноволосой девочкой, которая тянет за рукав, и канючит, канючит «Порше – кайен».
– Доброе утро, фиалка – Тамарка! – игриво сказал мне с экрана государственный человек номер два. Звучало это тем более жутко, что его мясистые щеки тонули в костюме синего цвета, того любимого покроя, в котором я Папу неоднократно видел во время разносов, учиняемых министрам, Государственной Думе, или отряду краповых беретов. Впечатление
