тогда ещё сказала, что я плохого мнения о мистере Невиле, – тряхнула буклями старая леди. – Я и сейчас своего мнения не переменила. И я ещё тогда сказала, да и сейчас повторю, что я не думаю, что мистер Невил изменится к лучшему.
– Мне грустно это слышать, мамочка…
– Ещё более грустно мне это говорить, Септимус! – вставила старая леди, подливая сыну ещё чая. – Но тут уж ничего не поделать.
– Мне грустно слышать это потому, что Невил с той поры исключительно прилежен и внимателен в учёбе и уже далеко продвинулся в предметах. И к тому же – полагаю, я имею право это сказать – он очень расположен ко мне.
– Это его совсем не извиняет, – тут же возразила старая леди. – А если он считает иначе, то он просто хвастун!
– Но, мамочка, это говорю я, а не он!
– Может быть и так, – упорствовала старая леди, – но это ничего не меняет. Значит, он ещё и скрытный.
Во взгляде, которым младший каноник наградил свою матушку не было и тени раздражения, а только слегка юмористическое понимание того факта, что его любимая Фарфоровая Пастушка всё-таки не совсем предназначена для того, чтобы вести аргументированные дискуссии.
– И кроме того, Септимус, – продолжала миссис Криспаркл, – кем бы этот мальчишка был без своей сестры? Вспомни, какое влияние она на него имеет, вспомни о её способностях и талантах. Ты же знаешь, что всё, что ты преподаёшь Невилу, она растолковывает ему ещё раз. Учитывай ещё и это, когда хвалишь Невила – и много ли тогда останется на его долю?
Эти простые слова заставили младшего каноника задуматься. Он вспомнил вдруг, как часто он встречал брата и сестру прогуливающимися вместе – иногда в утренние часы, иногда на закате – и всегда разговор вела Елена, а брат лишь слушал её и кивал. Он подумал, что уже неоднократно его посещало такое чувство, будто обучая одного, он на самом деле учит двоих; и что он сам того не сознавая, строит свои занятия так, чтобы материал был понятен им обоим. На память ему пришёл и тот разговор, в котором он участвовал при посещении «Приюта Монахинь» – тогда речь шла об Елене, о том, как смело и безоглядно доверилась она Розовому Бутончику и как училась у неё всему, чему могла. Он осознал, что совершенно ошибочно считал Елену чересчур гордой и властной, что она много лучше его представления о ней. И он удивился, поняв, что всего за пару недель Елена и Невил стали неотъемлемой – и значительной! – частью его жизни.
Вечером того же дня преподобный Септимус, отслужив вечерню в холодном и гулком соборе, решил порадовать себя последними лучами заходящего солнца на холме над рекой – там у него был любимый уголок среди монастырских развалин, с которого открывался восхитительный вид, при этом местечко было хорошо защищено от ветра фрагментом древней стены. Взбежав на холм в хорошем темпе (и нисколько при том не запыхавшись), он остановился в нескольких шагах перед обрывом и оглядел реку. Клойстергэм располагался неподалёку от моря, и часто приливом в реку заносило немало морских водорослей, которые
