и пальцы; бесстрастно справлялась с ее телом, когда мыла в крохотной бане или заплетала косы, и, глядя на суровое лицо матери, Милена не показывала боли, стойко стояла у банной лавки или у спинки кровати, защищая раненного зверька. Она вспоминала, как вернулась домой и осторожно стянула варежку, показывая пальцы. К ее изумлению, мать сразу же спросила, кто это сделал. Однако Милена ответить не могла – ее крепко-накрепко зажатый рот словно стянуло в один заштопанный шов – и она потупила глаза. Мать в одном домашнем платье, лишь накинув на плечи шаль, выскочила за дверь в зимний вечер. С того дня Иван зловеще зыркал глазами в сторону их дома и все чаще бил Ольгу.
Мать ни в коем случае нельзя было назвать злой, бездушной или бессердечной. Намного позже Милена догадается, что ненависть Ивана берет свое начало далеко до ее рождения, за много лет назад, и это страшное знание не даст ей покоя, будет заставлять снова и снова возвращаться в тяжелое прошлое.
Перед матерью робел даже дед Алексей, который жил с ними. Одного ее взгляда достаточно, чтобы дед прекратил ворчать. Зато Милене доставляло удовольствие слушать дедовское ворчание: он представал в ее глазах почти безжизненным стариком, коротающим свои дни на пороге крыльца дома. Наверняка он кого-то там ждет, думала она, наблюдая за его ежедневной службой. Старый ворчун, дразнила она его и заливалась смехом, когда он грозил ей сухим кулаком. О старости как таковой, она еще не помышляла, как и о смерти. Никто в доме не болел, не кашлял, не страдал и не умирал, как происходило по всему поселку. До Милены доходили жуткие рассказы о смертях. Смерть как рассказ, передающийся из уст в уста; смерть как предвестие многочисленных толп, проходящих по улице покойника; смерть как мертвые букеты, подаренные в последний раз и затоптанные ногами; смерть как холодное дыхание заколоченных ставен заброшенных домов. Это все, что она знала о смерти. И родной дед виделся пока ей обыкновенным старым ворчуном, гораздо старше ее матери, и мысль, что на крыльце он давным-давно ждет не просто редкого гостя, а редчайшего, единственного в своем числе, которому он пожмет ледяную руку и сдаст свою службу, не приходила ей в голову. Как и любой ребенок, Милена никогда не задумывалась о жизни своих родных до ее собственного рождения. Взрослая мать, старый дед и совсем молоденький отец Андрейка. Когда она появилась на свет, они уже такими существовали. Что мать была молодой женщиной, девушкой и девочкой, поведали пожелтевшие черно-белые фотографии из старого альбома, обтянутого в красный бархат: молодость матери жила лишь в пределах альбома, расписанного по датам и событиям. Эти фотографии несли историю приглашений на свадьбу, приглашение в фотоателье, портреты неизвестных родственников на долгую и вечную память, рождения детей, похороны. Еще один факт о смерти – похороны, запечатленные на бумаге, смерть, застывшая в одном щелчке фотоаппарата. И молодость матери среди посеревших событий памяти.
Поверить в молодость деда было слишком
