называлась еда.
Очень вкусно.
И ещё очень вкусное. Похоже на творог. Но только тёмное.
В начале это «вкусное» приносили откуда-то куском, потом куда-то засовывали на кухонном столе, потом что-то шумело.
Очень интересно было сидеть, вместе с сестричкой, задрав голову, и ловить запахи, которые неслись с кухонного стола. Щенок любил сидел на сидалищных буграх, широко раскинув задние лапы и вытянув хвостик.
Потом этот тёмный творог выставляли в мисках для щенков: к тому времени у каждого щенка была своя миска. Маленькая, но своя.
Малыш съедал свою долю быстрее сестры и тут же норовил забраться в сестричкину плошку: что она так долго возится!
Отталкивал сестру, но той на помощь приходили хозяйка: брала двумя пальцами наглеца за шкирку и относили от чужой еды.
Но щенок не унимался: снова рвался к еде. Его снова относили, и так было до тех пор, пока миска сестры не опустошалась.
Тогда Малыш засыпал спокойным сытым сном.
До следующей еды.
Впрочем, что это мы всё «Малыш» да «Малыш».
Ведь в то время он и не был «Малышом».
Его звали просто: «Мальчик».
Вот так – Мальчик и – всё…
Будущий Малыш очень обижался: какой он мальчик? Он – пёс! Пёс – и всё тут. Никаких «мальчиков».
Хорошо, не пёс, пёсик.
Но не мальчик же!
***
Когда брату с сестрой исполнилось два месяца, их посадили в сумку и куда-то понесли.
Это был первый настоящий выход в свет.
Пёсик то и дело норовил высунуться из сумки и посмотреть что это там такое вокруг.
Скоро они оказались в каком-то странном месте.
С тревожными запахами.
Щенка взяли какие-то мягкие, но чужие и холодные руки и уложили на твёрдый холодный стол.
Потом та же рука погладила правое бедро и сделала так больно, как ещё никогда щенку больно не было: острая боль поразила лапу пёсика.
Но рука жестоко просчиталась!
Такие дела наказываются.
Жестоко наказываются.
И немедленно!
Щенок вмиг согнулся в кольцо и цапнул руку, приносящую боль, так сильно, как только мог.
Цапнул острыми, словно иглы, молочными клыками.
Да и резцами зацепил!
Руки только тут поняли, что зря не завязали мордашку щенку.
Они исправили свою ошибку и снова сделали пёсику больно.
Тот терпел. Скулил, но терпел.
Теперь он ни за что не пойдёт к этим злющим рукам!
***
Впрочем, через неделю появились опять новые руки.
Как только Мальчик почувствовал новых незнакомцев, он зарычал, грозно, как только мог, обнажил зубки и приготовился к обороне.
Но новые руки были мягкими
