короткометражные сны, две секунды, не больше, – снились павлины, женские косынки, восточный базар и новенькая географическая карта Крыма.
После чая Вика ушла. Дашенька проводила ее до метро, но тепла в их разговоре не было.
Вика обиделась. Так и бывает. Вике показалось, что ей отплатили черной неблагодарностью, – она не понимала, что сама же сказала слова, которые напугали Дашеньку. Андрей был в известном смысле добычей, а добычей не делятся.
Вика к Дашеньке больше не пришла ни разу, несколько дней кряду Вика возмущалась – она наполнила шумом всю корректорскую.
– Старых друзей забывать – не самое ли последнее дело?! – говорила Вика в гневе.
И еще говорила:
– Ведь это я указала ей путь к сердцу Андрея.
И еще:
– Неизвестно, как бы она сейчас жила, не научи я ее печь пирожки…
А в эти самые минуты Дашенька ухаживала за Андреем, жарила ему и варила, стирала и гладила. Чуткая, она вполне реабилитировала себя после трудных дней запарки. Вике и в снах не снилось, как глубоко и как верно Дашенька усвоила, что уход и забота расслабляют мужчину, делают его ручным, беспомощным, и тогда из него хоть веревки вей.
В предприемной директора, заждавшись, посетители нервничали, а иногда ссорились – каждому его дело казалось более важным и более срочным. И каждый рвался в кабинет.
– Товарищи, я вас прошу… Ради бога… Потише…
Дашенькины глаза оказывали удивительное воздействие. И мягкий голос. И кроткий совет. И вовремя поданный стакан воды… И когда посетитель уходил, он нет-нет и вспоминал – а все же какой секретарь у директора. Клад. Добрейшее сердце.
Так возникла небольшая слава, а небольшая слава – это самая приятная слава. Говорили, что Дашеньке случилось помирить двух докторов наук, которые враждовали с юности. В пятьдесят на каком-то банкете они хватали друг друга за грудки, бранились, шумели и плескали один другому в лицо остатками коньяка в рюмке – сейчас им было по шестьдесят три года, они поцеловались прямо на глазах у Дашеньки.
Никогда и никому Дашенька не посоветовала плохо – такой вот дар. Иногда и директор звонил ей домой вечером:
– Дашенька, я хотел бы с вами поболтать минут пять – можно?
– Конечно, – мягче пуха отвечала Дашенька, но с достоинством, такой вот почерк.
– Как ваши дела? Как муж?
– Трудится… Он ведь у меня труженик.
– А вы?
– А я у плиты – как всегда.
И директор рассказывал – на днях будто бы случайно притащился Кустиков из ведомства. Нужно ли выложить ему наши требования? И вообще, что мы, институт, можем ему пообещать взамен?..
– Я в этом мало понимаю, Петр Трифонович, – говорила Дашенька, – но мне кажется, что первого шага нам делать не надо.
– Да?.. Почему?
– Кустиков – человек горячий, неровный. Сам все выложит… А тогда можно и подумать, что ему пообещать.
Директор и сам все это знал. И наперед именно так подумал
