если бы не сиплый срывающийся голос. Со стороны, наверное, мой пламенный спич показался жалким.
– То, что я сейчас вам скажу, Ева, может серьезно повлиять на вас. Постарайтесь не впадать в панику.
Доктор делает длинную паузу и смотрит мне в глаза, желая убедиться, что я понимаю его правильно.
Черт возьми, как можно понять правильно, если он ничего не говорит конкретно?!
Делаю глубокий вдох и медленный выдох.
– Говорите же!
Он смотрит на меня с явным сомнением, но вздохнув, кивает.
– Хорошо. Вы должны знать, сейчас не две тысячи семнадцатый.
Ну вот… Я что же, в коме была и потеряла несколько лет жизни?
– Сейчас две тысячи триста четырнадцатый год. Двадцатое апреля, если быть точным.
Что?! Это точно у меня здесь травма головы? Или док так шутит?
– Вы двести девяносто семь лет пробыли в состоянии анабиоза, Ева. Дьюар с вами был обнаружен случайно, в результате демонтажа старинного здания, в подвале которого вас и нашли. Подпольная лаборатория была тщательно обустроена. Не знаю, кто сделал это с вами, но он был настоящим гением. В ваше время просто не существовало одобренных технологий для такого эксперимента. То, что вы живы и восстановление проходит успешно – просто чудо. Даже с современным уровнем медицины подобные эксперименты не продолжаются долго. До вашего обнаружения считалось, что максимальный срок анабиоза без губительных для организма последствий составляет не более чем тридцать лет.
– Анабиоз?
Губы не слушаются, дрожат.
Это что же выходит, я по чьей-то милости впала в спячку на триста лет?! Ничего себе, спящая красавица! Найти бы урода, который это сделал, да наверно он сдох давным-давно…
По щекам бегут непрошеные слёзы.
– Ева, не стоит так переживать, – мягко произносит доктор.
Его попытка успокоить меня только расстраивает еще больше.
– Легко вам говорить!
– Я надеялся на ваш здравый смысл и понимание.
– Ну, это же не вас на триста лет заморозили! – обиженно хлюпаю носом, уже понимая, что вся моя обида и негодование ничего не изменит. От этого я начинаю злиться.
Ну что же, лучше злость, чем слезы. Как показывает практика, злость в качестве движущей силы намного эффективнее.
– Ева, я буду вынужден ввести вам успокоительное средство.
Отрицательно качаю головой, но док смотрит так, что становится ясно – возражений не примет. Протягивает ещё одну пробирку, на этот раз жидкость зелёная.
– Или вы это выпьете, или я введу препарат внутривенно. В первом случае вы успеете задать мне ещё пару вопросов, во втором – уснете мгновенно.
Выбор очевиден.
– У вас явно дипломатический талант, доктор…
Послушно глотаю содержимое пробирки.
Солёная жидкость вперемешку со слезами.
Трясти,
