й системе Ridero
Убийца Сталина и другие истории Серова Георгия Алексеевича
Все оттенки чёрно-белого
1 апреля Михаил Юрьевич решился-таки, повинуясь уговорам жены, пойти на обследование. Медицинское обследование. В последнее время, особенно после 49-го дня его рождения, всё как-то не моглось, не дюжилось – то в боку стрельнет, то в глазах потемнеет.
Он-то лично не обращал особого внимания на недомогания, списывал их на возраст. И ранее «стреляло» и «темнело», не в таких, конечно, количествах, – но ведь бывало же!
Однако ж, пристала жена – «иди проверься, проверься иди. Вдруг, серьёзное что?». Родственники тоже, со своими вечными: «После сорока, а уж, тем более, к пятидесяти ближе, надо о здоровье заботиться, Миша».
Да и Настасья-Настасьюшка, зазноба его, сказала как-то:
– Что-то ты, Мишенька, когда на мне, какой-то бледный становишься. Смотри, не отойди к предкам во время наших утех, а то стыду-позору не оберешься, да и мне головняки эти ни к чему.
В общем, решился он.
1 апреля для визита в больницу выбрано было случайно, просто отгул начальство дало за работу в выходные. А может, и не случайно, – рассчитывал Михаил Юрьевич втайне, что народу поменьше в поликлинике будет – со здоровьем шутки плохи, это вам не «у вас вся спина белая! Ха-ха!».
Больница у них в городке всего одна, специалистов, тем более хороших, – и того меньше. Но, если уж скажут, что надо серьёзно провериться, можно и в областной центр съездить – здоровье важнее.
Да, сорок девять – дело нешуточное. Сколько друзей у него да однокашников повыкосило: то инсульт, то инфаркт, то ещё какая болезнь поганая. Не хотелось бы, конечно, так рано помирать в корчах, как его сестра двоюродная – от онкологии за три года сгорела, – а ведь всего-то сорок два было!
– Ну, для того и нужны профилактика и ранее выявление. Вот сейчас дойду до медиков, они-то мне всё и расскажут, и покажут. – Думал про себя Михаил Юрьевич, подходя к обшарпанному крыльцу осыпающейся потихоньку Горемыкинской ЦРБ, обслуживавшей столицу района, городок Горемыкино, и район с одноимённым названием.
Отстояв положенную очередь к терапевту – народу было много, даром, что первое апреля, Михаил Юрьевич направился в кабинет УЗИ, для проверки состояния его внутренних органов. Предварительно он забежал в магазинчик, находившийся неподалёку от больницы, и выпил, по совету терапевта, полтора литра минералки.
И тут началось самое интересное.
Постучав в кабинет УЗИ-диагностики, он приоткрыл дверь и протянул в полумрак своё направление.
– Мартынов Михаил Юрьевич? – Молодой худощавый врач печальным взором воловьих глаз, скрытых толстыми линзами, оглядел Михаила Юрьевича с ног до головы. На мгновение Михаилу Юрьевичу даже показалось, что, поскольку аппарат УЗИ сломался, а заключение с врача в любом случае потребуют, то он пытается определить наличие патологии внутренних органов с помощью подручных средств, в данном случае – собственных глаз, усиленных диоптриями очков.
Затем молодой специалист пробормотал неожиданное:
– Простыня.
– Что, простите? – Не поняв, переспросил Михаил Юрьевич.
– Простыня. – Терпеливо повторил узист.
– Что простыня?
– Где простыня? – Вопросом на вопрос ответил врач.
– А что, нужна? – Перекинул эстафетную палочку вопрошания Михаил Юрьевич.
Тяжко вздохнув, молодой человек воскликнул, обращаясь к невидимому ангелу-хранителю кабинета УЗИ-диагностики:
– Марина-а! Тут опять без простынки! Принесите одноразовую, пожалуйста.
По соседству хлопнула дверь и чьи-то тяжелые шаги удалились, скрипя деревянными половицами больничного коридора.
Через минуту в кабинет ворвалась, тяжело дыша, пухлая медсестра, держа в руках не первой свежести пелёнку, на серо-белой поверхности которой отчетливо виднелись звучавшие шаманскими заклятиями чёрные надписи «УХО», «ОМХО», «ХОЗО», красноречиво свидетельствовавшие о преклонном возрасте предоставленного куска ткани.
Вновь тяжко вздохнув, юноша горько запричитал:
– Марина, я же просил од-но-ра-зо-ву-ю. А вы что?
– Андрей Силантич! – Затараторила холеричная Марина. – Ну нету одноразовых, нету. Не закупили, денег нету. На складе только такие остались.
В третий раз вздохнув тяжко, Андрей Силантьевич, он же узист, сказал, обращаясь уже к Михаилу Юрьевичу:
– Ложитесь на кушетку, постелите пеленку.
