ел, бормоча что-то себе под нос. Если прислушаться, можно было разобрать обрывки фраз, казавшиеся бредом сумасшедшего: «Левую колонну нужно повернуть… Нет, не так… А если… Бог милостив ко мне… Он даровал мне сокровища свои… Как же сияют они под добрым нашим солнцем…»
Да, несомненно, этот нищий оборванец, бормочущий о сокровищах, окончательно и безнадежно рехнулся.
Он шел, все приговаривая что-то и не глядя по сторонам. Видимо, маршрут был ему отлично известен.
Между тем за квартал до старика трогался от остановки трамвай, и стоявший на ступеньке усатый кондуктор яростно тряс звонким колокольчиком.
Пролетающим над городом птицам было хорошо видно, как нищий старик и странный железный грохочущий зверь движутся друг другу навстречу и должны непременно столкнуться в одной точке – если старик, конечно, не повернет, – чудовище резво бежало по блестящим на солнце металлическим рельсам и, очевидно, никак не могло сойти с них. Наблюдать за столкновением птицам было вовсе не интересно – у них имелись свои, гораздо более важные дела: кормить еще недостаточно окрепших птенцов и пользоваться кратковременными благами долгожданного лета.
А старик и трамвай все сближались и сближались.
Вот между ними осталось уже буквально несколько метров.
«Я понял! Я понял! Спасибо Тебе, Господи! Да, так и должно быть! Собору Святого Семейства стоять века, возвещая Твою славу!..» – яростно бормотал старик, не замечая, что уже почти кричит, и, шагнув, споткнулся на скользкой металлической шпале.
Посмотрев наконец себе под ноги, оборванец удивился и даже протер кулаком красные, воспаленные от бессонных ночей глаза. «Откуда здесь это? Сто лет так хожу, и никогда не было…» – рассеянно прошептал он, не спеша поднимаясь.
Водитель трамвая, заметив рассеянного прохожего, схватился за тормоз, пытаясь остановить тяжелую машину… Но слишком поздно.
Движимый силой инерции, трамвай налетел на чудаковатого старика и отбросил его в сторону, словно человек, отбрасывающий ненужную бумажку…
Старик был еще жив, когда вокруг собралась толпа любопытных.
Люди живо обсуждали сенсацию: первая жертва первого в городе трамвая. Должно быть, очень символично. Кто их знает, эти железные машины, может, они самим сатаной ради истребления рода человеческого придуманы…
– Дурной знак, очень дурной, – бормотала старуха в черном платке, с лицом, похожим на старый чернослив.
Кто-то позвал извозчиков, и те разглядывали пострадавшего с вялым любопытством.
– Нищий какой-то, к тому же не жилец, – заметил бородатый, но еще крепкий мужчина. – Ну и куда его везти, а главное, платить-то кто будет?..
Второй извозчик, помоложе, с уставшим серым лицом тяжело работающего и недоедающего человека, наклонившись, пощупал пульс у лежащего на мостовой, точно сломанная кукла, старика.
– Да, не жилец, – подтвердил он диагноз коллеги. – Но что делать? Не оставлять же здесь?.. Ладно уж, отвезу в больницу для бедных. Не заплатит, так, может, Бог воздаст.
– Что-то тебе, Антонио, пока все не воздается, – с сомнением покачал головой бородатый. – Но смотри сам, твое дело. Мне семью кормить…
Когда прозвучало имя Антонио, лежащий на земле старик попытался приоткрыть глаза и слабо застонал.
Извозчик помоложе махнул рукой.
– Помоги перенести, – обратился он к товарищу и направился к своей повозке, чтобы подогнать ее немного поближе.
Уже немолодая лошаденка трясла гривой и упиралась, словно тоже не желая иметь никакого дела с пострадавшим, однако Антонио, ласково шепча ей что-то и нежно похлопывая по шее, все же подвел коляску к раненому, и старика кое-как уложили на скрипучий, пахнущий кожей диван.
Коляска тронулась, а любопытные понемногу принялись расходиться. Как раз когда экипаж проезжал мимо обнесенного лесами нового строения – доселе невиданного собора, возводимого в честь Святого семейства, старик вновь открыл глаза.
«У дракона, – пробормотал он в пустоту. И зачем-то снова настойчиво повторил: – У дракона».
Аня открыла глаза и села на постели, еще не понимая, где находится.
Сон был каким-то чересчур живым и ярким – таких не бывает! А последние слова умирающего старика так и звучали в ушах: «У дракона, у дракона…» И что же, спрашивается, все это значит?..
В комнате было светло, и солнце половичком лежало уже у самой кровати – значит, время неумолимо подползло к двенадцати.
«Проспала!» – испугалась Аня, но тут же вздохнула с облегчением: было начало июня, а значит, о школе можно позабыть на три долгих летних месяца.
Девушка
