бы развязал пояс твоего халата.
– Халата? Какого халата?
– Зеленого.
– Почему зеленого?
– Под цвет твоих глаз.
– Ты очень милый. Но у меня нет зеленого халата.
– Жаль.
– А что другой халат ты бы развязывать не стал?
Какое-то озорство овладело Мартыном. И он вместо прямого ответа вдруг спросил:
– Честно сказать или соврать?
На другом конце провода раздался смех.
– Скажи честно.
– Я бы снял с тебя любую тряпку, какого бы цвета она ни была.
– Мартын, ты такой хороший, но зачем ты пошел сегодня в этот дурацкий караул?
– Потому что я военный человек, Дзинтра, – грустно, но с достоинством сказал Мартын.
– Я это заметила еще в кафе, – парировала остроумная девушка. Помолчав, продолжала: – Ну ладно, с халатом справились. А что бы ты потом стал делать?
– В каком смысле? – задал Мартын довольно глупый вопрос.
– В простом. Что бы ты стал снимать с меня после халата?
Мартыну стало больно. Он просунул руку в штаны и заправил то, что рвалось вон из брюк, за пояс, схваченный тонким ремешком.
– Ну, хватит, – мягко сказал он. – Я же на службе!
– На своей дурацкой службе! – подхватила девушка. И участливо спросила:
– Разобрало тебя?
– Да уж, – честно признался Мартын.
– Понимаешь, мы так мало знакомы, и у нас так мало общих интересов для разговора… А эротика это – общий интерес.
– Эротика?
– Да. То, о чем мы с тобой говорили – эротика. Ты что, Мартын, необразованный?
– Я? Почему? У меня высшее образование.
– Необразованный, необразованный, я чувствую. Но мы займемся твоим образованием, ведь так?
– Так. Сейчас я прощаюсь. Тут дела у меня. Ближе к ночи позвоню.
– Позвони, позвони, я спою тебе песенку. Сейчас прорепетирую, а когда ты позвонишь, – спою.
Мартын положил трубку на рычаг и долго сидел, безвольно опустив руки и поматывая рыжей головой. Надо же: эротика!
Он позвонил ей в двадцать три часа десять минут – после смены караула.
– Как долго тебя не было, – упрекнула Дзинтра. – Голос ее был теплым и доверительным. – Я приготовила для тебя песенку. Вот послушай… Я только подтяну телефон к пианино и приспособлю трубку… Вот так. Тебе слышно?
Голос ее удалился, ослаб, но Мартын сказал, что да, слышно.
Она пела под собственный аккомпанемент латышскую песню. Слов Мартын, конечно, не понимал. Мелодия не произвела впечатления. Она была какой-то слишком правильной, «квадратной», без неожиданных отступлений, убеганий и возвращений, которыми изобиловала советская музыкальная эстрада. Но было трогательно уже то, что девушка поет в телефон специально для начальника караула Мартына Зайцева.
Потом Дзинтра сказала, что это народная песня, латыши поют ее в семейном кругу
