два героя сюжетно связаны с двумя сестрами [Осповат].
В «Уединенном домике» история старушки и ее дочки кончается пожаром, уничтожающим домик (в дыме мерещится лицо Сатаны, ноздри которого дымятся; возможно [Цявловская 1960: рис. 7], он изображен Пушкиным – см. иллюстрацию 3; ср. [Шульц 1987: 120–121], [Эфрос: 189]).
Иллюстрация 3. Рисунок Пушкина: Сатана с дымом, вырывающимся из ноздрей
О похожем пожаре думает повествователь в «Домике в Коломне», глядя на трехэтажный дом, построенный на месте старого:
На высокий дом
Глядел я косо. Если в эту пору
Пожар его бы обхватил кругом,
То моему б озлобленному взору
Приятно было пламя.
Иллюстрация 4. Ранний рисунок Пушкина: бес, скелет и череп
Эти строки оправданно сопоставляются с тем, как в «Медном всаднике» герой ужасается, не найдя ничего на месте домика, снесенного наводнением [Harkins: 202], [Лямина: 77]. По поводу этих строк в статье «Раскованный Пушкин» (1937) P.O. Якобсон писал:
Это неожиданное змеиное шипение посреди веселой болтовни в шутливой поэме о любовнике, переодетом в кухарку, это тревожное признание поэта, которое прорывается в целом ряде его произведений в виде недомолвок и намеков, для тех, кого волнует творчество поэта, слишком важно, чтобы остаться незамеченным <…>. Поэт приносит извинения за свой «поджигательский сон». Есть нечто от романтической иронии и нечто от страха перед цензурой во всех ее видах в самой этой готовности потушить огонь – огонь, с которым жила поэзия Пушкина [Якобсон: 235,240].
Пушкинские истории домиков, даже если они и включены в смеховой карнавальный контекст, обрываются трагически. Петербургский инфернальный текст Пушкина, в который эти сочинения входят, включал предвидение угрожающих городу и его жителям катастроф, в том числе и связанных со стихиями (огня, воды).
Гротескные символы «маленького скелета» и черепа можно видеть в самом начале восстановленной Т.Г. Цявловской родословной пушкинских «адских» композиций – на первом плане на раннем пушкинском рисунке с сидящим хвостатым бесом и разнузданной женщиной, расшвыривающей бутылки (илл. 4).
Иллюстрация 5. Рисунок Пушкина: иллюстрация к «Гробовщику»
Эти образы принадлежат фантастической части сцены, с которой сплетен бытовой гротеск5. В позднейших сочинениях Пушкина скелет возникает снова за пределами петербургского цикла – в фантастике «Гробовщика» [Иванов 2000]. Сабля на иллюстрации 4 предполагает в скелете бывшего военного; в «Гробовщике» скелет аттестует себя сержантом, правда отставным. Маленький скелет на раннем рисунке протягивает руку, в рассказе он хочет обнять гробовщика. Скелет возникает снова не только в этом тексте, но и в автоиллюстрации к «Гробовщику» [Цявловская 1980:91], [Фомичев: 91], [Жуйкова 1996:22,390,№ 881], [Краваль: 22–23,315>
