из сил. По дороге все чаще попадались застрявшие в грязи телеги и лежащие без сил лошади… Попадались и сдохшие лошади… И мертвые извозчики… Вся дорога была словно устлана сдохшими лошадями и замерзшими людьми…
Вдали показалось зарево. Значит, подумалось, там и есть та страшная переправа, которая стала большим испытанием для обоза. Но то, что увидели подъехавшие Болотов и казаки на переправе, заставило содрогнуться их сердца… Несколько сот повозок стеснилось здесь… Стоял непрерывный треск, вопль, невообразимый шум. Никакой очереди, никакого порядка не соблюдалось. Некоторые повозки были опрокинуты в болото и наполовину затонули, другие были перевернуты. Третьи оставались неподвижными с переломанными колесами или осями. Не только пересчитать повозки никакой возможности не представлялось, но и глазом окинуть все это столпотворение.
– Сколько еще там за речкою обозов? – спросил Болотов подвернувшегося на глаза офицера.
– Может, сот шесть, а может, более того. Не могу вам сказать, – сказал офицер и безнадежно махнул куда-то рукой.
Наблюдая за переправой, Болотов и казаки продрогли и решили погреться, прежде чем отправиться в обратный путь. Каково же было их удивление, когда они увидели, что горели огромные крестьянские дома и дворы, сгорал один, поджигали соседний, и грелись обозники у этих «костров». Ничего не поделаешь, хоть и жалко было прекрасные строения, но тоже погрелись у этого огня. «Боже мой! – подумал Болотов. – Какие горестные последствия приносит с собой война! Чем бедная сия деревня виновата? Только тем, что мимо проходили наши исстрадавшиеся войска».
Как только Болотов вошел в кибитку, фельдмаршал спросил:
– Ну что, мой друг, много ли еще обозов за речкой?
«Господи! Он все еще сказками забавляется… Там такое творится… Хуже Гросс-Егерсдорфа, а он тут валяется на пуховиках!» – подумал Болотов, а вслух ответил на вопрос фельдмаршала:
– Очень много, ваше сиятельство! Много лошадей и повозчиков погибли на дороге и у переправы. Горят прусские дома…
– Ну ладно… Я все понял. Иди на свое место… Рассказывай, мой милый, – обратился он к гренадеру, который сразу же заговорил во весь свой зычный голос.
«Вот так фельдмаршал! – горестно сетовал Болотов, уходя в палатку, где должны были находиться дежурные ординарцы. – Люди, вверенные его предводительству и попечению, погибают или страдают преужаснейшим образом, а он в то самое время увеселяется сказками. Чему и дивиться в таком случае, что армия на сем обратном походе претерпевает несравненно более урона, чем когда мы шли в Пруссию».
Только под вечер на следующий день обозы пришли в лагерь. Пришлось приводить в порядок материальную часть обоза, все пересмотреть, возможное починить, а невозможное бросить или сжечь. Пришлось множество военного припаса – ядра, порох, бомбы и другие военные снаряжения – побросать в воду или зарыть в землю: не на чем стало везти!
И
