домом. Она приехала сюда с одной корзиной, не имея ни сил, ни денег, чтобы спасти его.
Раньше Одинцовы проводили тут все лето. Сборы в деревню начинались за несколько недель: из чуланов вытаскивали обитые железом сундуки, в них складывали книги, одеяла, посуду, шляпы, перчатки – выходные и охотничьи… Последняя суета, поиски потерявшихся ключей… По русскому обычаю присесть на дорожку, помолиться, попрощаться…
На веранде всегда кипел самовар, а стол накрывали сразу на двадцать человек – родственников, друзей и соседей. Ничего больше не будет: русское дворянство вымерло в этих краях, как некогда вымерли круторогие туры.
Семейство дяди Гриши обитало во флигеле управляющего – маленьком, заваленном самодельными игрушками и всевозможным хламом. Дети сразу облепили Нину: старшая Вера, с падавшей на глаза кривой челкой, показывала свой рисунок, средняя Маня совала пирог, младшие двойнята отбирали друг у друга жестянку с пуговицами, гремели ею и радостно хохотали.
Жена дяди Гриши, Варвара, чернявая, непомерных размеров баба, насмешливо поглядывала на их возню. На руках у нее сидел голый младенец и тыкался в груди, каждая из которых была в два раза больше его головы. Нина не любила Варвару за мужиковатость и сросшиеся косматые брови.
– А вон и супруг мой пожаловал, – сказала та, услыхав во дворе топот копыт.
Дядя Гриша прискакал верхом – запыленный и усталый.
– Ба, племяшка приехала! – закричал он.
Они обнялись, поцеловались.
– На заводе был? – спросила Нина. – Как там?
Дядя Гриша сунул за пояс казацкую нагайку:
– Ничего. – По его обветренному загорелому лицу было видно, что он думает о другом. – Чё делается! У кладбища встретил Лушку на телеге: везет, сукина дочь, канделябр – понятно, что краденный! Смотрит на меня – может, скажу ей что-нибудь? Все воры, Нин… Все тащат, кто сколько захватит. Царя нет, стражников нет, спасайся, кто может. Граф твой прикармливал эту сволоту – добреньким с ними был. А хозяйство при этом развалилось!
Нине было неприятно, что дядя Гриша считал Володю «бестолочью». Она вступалась за мужа, утверждая, что дела шли плохо из-за дурной аграрной политики, но дядя Гриша не давал ей говорить:
– Чего ты мне загибаешь! У него урожай овса был – не больше шести четвертей на десятину. А в его хваленых заграницах по восемнадцать снимали. Скотину до чего довел? На него заявление надо было написать в Общество покровительства животным!
Как и Нинин отец, дядя Гриша был деспотом и, когда его заносило, совсем не думал о том, что и кому он говорит.
Когда он в первый раз приехал в Осинки, он довел Нину до слез, долго утешал ее, а потом твердо сказал, что если она хочет взять его управляющим, то ей придется разогнать к дьяволу всех дармоедов и тратить на городское житье не больше полтораста рублей в месяц.
– Остальное будем вкладывать в завод, или закрывай его и не морочь мне голову.
Нина согласилась
