где ты находишь таких красоток? Поделись секретом, может, я себе наконец подыщу жену.
Ответ Эдуарда его ошарашил.
– Хочешь, бери Лилю в жены, если она тебе понравилась.
– Но ведь это твоя женщина, Эдуард, – возмутился Манфред. – Это все равно что жена друга. Это свято и неприкосновенно.
– Глупости, – рассмеялся Эдуард. – Все как раз наоборот. Я ничего не могу ей предложить. Я стар для нее, у меня есть жена, дети и внуки, и я никогда не женюсь на ней. Она скрасила мне целых пять лет и за это должна быть вознаграждена. А что может стать лучшей наградой для нее, чем брак с преуспевающим финансистом и жизнь в Западной Европе?
– Но я не понимаю, – растерялся Кнепке. – Ты так говоришь, будто уверен, что я ей понравлюсь и она захочет стать моей женой. А если нет?
– Да понравишься ты ей, куда ты денешься! Она мне уже все уши прожужжала, какой ты славный да симпатичный. Так что ты подумай, если что – я всегда готов пойти тебе навстречу.
Сначала Манфред не воспринял это всерьез, но в течение ближайшего года ему пришлось несколько раз побывать в России, он встречался с Эдуардом и его подругой и все больше укреплялся в мысли, что эта девушка ему нравится. Он не сомневался в том, что Лиля – обыкновенная шлюха, но ведь говорят же, что из шлюх получаются впоследствии самые лучшие жены. Одним словом, предложение своего русского партнера по бизнесу Манфред принял. И не раскаялся.
Он старался не задумываться о том, какие чувства они испытывают друг к другу. С сильными обжигающими чувствами он покончил еще тогда, когда разводился со своей первой женой, бросившей его после того, как умер их первенец. А вот понимание того, какой должна быть семья, было у него и у этой русской девушки совершенно одинаковым. Манфред очень хотел иметь детей, и Лиля с удовольствием их рожала и возилась с ними. Манфред считал, что хозяйка дома должна быть не столько светской львицей, сколько гостеприимной и приветливой супругой хозяина, а Лиля с наслаждением осваивала разнообразную кухонную технику, умело выбирала продукты и прекрасно готовила. Манфред хотел, чтобы с женой было не стыдно выйти в свет, а Лиля с восторгом и благодарностью ездила вместе с ним в дорогие магазины и выбирала наряды, которые ей шли и которые она носила с изяществом и элегантностью. И даже вкусы у них были одинаковыми. Когда Кнепке впервые привез ее в свой дом, он сказал:
– Если ты согласишься стать моей женой, ты, конечно, сможешь переделать здесь все по своему вкусу, ведь этот дом станет и твоим.
Она обошла особняк, заглянула в каждую комнату, внимательно все осмотрела.
– Мне здесь очень нравится, – улыбнулась она. – Я бы не стала ничего переделывать, здесь все как раз по моему вкусу. Только вот эту картину я повесила бы не здесь, а в гостиной.
Манфред и сам подумывал о том, что большой картине, наполненной воздухом и радостью, не место в кабинете, обшитом темными деревянными панелями, но заняться перевешиванием руки не доходили.
И вот
