Я похлебку гороховую сварила, вкусную.
– Не хочу. Устала.
Я покачала головой и принялась расстегивать пуговицы платья.
– Никакого сладу с вами нет, – проворчала служанка. – Давайте хоть раздеться помогу.
Она подошла и вцепилась в застежку манжеты, заставляя меня опустить руки.
– Вся в маменьку. Госпожа Эдит тоже, как птичка, ела. Настоящая леди была.
В голосе Ильды я расслышала гордость. Иль любила мою матушку преданно и нежно, и ее смерть ничего не изменила.
– Ох, забыла совсем! – служанка замерла, так и не расстегнув застежку. – Я ведь у Милли спросила, о чем лорд Кейн с ней говорил!
– И что?
Я почувствовала, как быстро забилось сердце.
– Сказала, что он спрашивал, как часто вы из дома выходите, да во сколько. И когда возвращаетесь. А еще вызнавал, кто у вас бывает. Из мужчин.
Ильда распрямилась и посмотрела на меня своим особенным взглядом. Я называла его дознавательским.
– С чего бы это? – спросила она.
– Не знаю, Иль, – отмахнулась я.
Я и правда не знала, зачем Кейну знать о моих передвижениях. Что еще задумал этот несносный пират?
– Ох, темните вы что-то, недоговариваете, – нахмурилась служанка. – Только вот что я вам скажу – держитесь вы от лорда Кейна подальше. Он хоть и благородных кровей, а такой же кобелина, как и ваш дядюшка. Не хватало еще, чтобы слухи по городу пошли! Это ж завсегда так, стоит лорду на которую из дам внимание обратить, так ее тут же ему в любовницы записывают.
– Ладно, Ильда, иди, дальше я сама, – не дожидаясь, пока служанка поможет мне снять одежду, сказала я.
Слушать ненужные предостережения не было никакого желания.
– Дайте помогу хоть! – не отступала Иль.
– Не надо, – добавив в голос строгости, посмотрела на служанку. – Иди.
– Доброй ночи, госпожа, – сообразив, что спорить бесполезно, проворчала Иль и удалилась, аккуратно закрыв за собой дверь.
Касания губ невесомы, как крылья мотылька. Они порхают по моей груди, дразнят соски, спускаются ниже и продолжают свое шаловливое движение к бедрам, теряясь в повлажневших складках.
Крупные, слегка шершавые ладони накрывают ягодицы.
Внизу, там, где особенно остро ощущаются прикосновения настырных губ, становится горячо и жарко, и я невольно выгибаюсь, подстраиваясь под искусные движения языка. Они убыстряются, заставляя меня стонать все громче, и все сильнее жаждать освобождения. Но мужчина не торопится. Он словно чувствует, когда я дохожу до грани и готова сорваться в пропасть, и тут же замедляется, оттягивая неизбежное, не позволяя ему свершиться, и мучая меня почти болезненным желанием.
– Я тебя убью! – из последних сил цепляясь за широкие плечи, выкрикиваю я и срываюсь на стон.
– Кэри…
Шепот звучит глухо, слова скользят по коже,
