она поездкой за город, в лес.
Ракитин не поленился проследить, а на другой день пожаловал к Павлову в кабинет, чувствуя себя оскорбленным и жаждущим мести, которая заключалась не в чем-нибудь, а в компенсации в пользу оскорбленной стороны двадцати тысяч американских долларов. Для бизнеса Ракитина как раз недоставало именно этой суммы. На улице Варшавской он присмотрел вполне пригодное помещение для магазина, которое муниципальные власти были не прочь отдать ему за указанную сумму.
Но Павлов рассмеялся ему прямо в лицо.
– Не много ли ты хочешь за свою дочь? – нагло спросил он, позабыв о всяком приличии и даже не предложив Ракитину сесть.
Тогда Ракитин сам выдвинул из-за стола новенький стул, уселся на него и закурил, стряхивая пепел на расстеленный на полу ковер. Старался вести себя раскованней. Понял, с кем имеет дело. Такие люди уважают только наглость и напористость.
– Ты меня не так понял. Я вовсе не прошу, – сказал Ракитин, стараясь не показаться в глазах директора базы просителем. Пусть знает: он тоже не полунищий кооператор.
Павлов уставился на Ракитина наглыми глазищами и подвинул бронзовую пепельницу в форме орла с распростертыми крыльями.
– Я предлагаю тебе выплатить эти деньги за то, что ты трахал мою дочь. Между прочим, несовершеннолетнюю, – не поленился Ракитин напомнить возраст Алены. – Получается, ты ее совратил, склонил к развратным действиям.
Павлов слащаво улыбнулся и кивнул головой, как бы давая понять – пой, мол, дальше, у тебя хорошо получается. И Алексей Викторович решил от убеждений перейти к наступлению.
– Зря ухмыляешься, – сказал он угрожающе, – твои действия можно расценить и как изнасилование несовершеннолетней. А это, между прочим, уже другая статья. И срок побольше.
Павлов, гадюка, упорно стоял на своем.
– Ерунда, папаша. Дочка твоя отдалась мне по любви. Понял? И никуда ты заявлять не побежишь, фофан драный! Не гони мне тюльку. Заяву он понесет в ментовку. Клал я на тебя и твое заявление. Понял? Ничего у тебя не выйдет. Трахались мы с твоей Аленкой вчера. Она девка аккуратная. Наверняка подмылась. Так что, хрен ты докажешь. А если и попытаешься, хуже Алене сделаешь. Опозоришь ее только. Ни один кобель потом на ней не женится. А я найму хорошего адвоката и эти двадцать тысяч, за которыми ты пришел, отвалю ему и судье. И видал я тебя на кочане! Понял? Вали отсюда. А то я позову охранника и по хлебальнику получишь!
Ракитин был поражен, с какой решительностью Павлов произнес эти слова. А еще его разбирала обида. И дело было даже не в том, что Павлов оскорбил его, назвав фофаном драным, а в том, что прав он: дура дочь. Вечером просидела в ванной больше часа и тщательно подмылась. А он, Ракитин, оказался еще дурее. Надо было ехать к Павлову сразу, вечером, а не откладывать до утра. Бизнесмен хренов. Решил на дочке денег «срубить».
Но Ракитину не раз доводилось слышать, что директор базы Павлов нечист на руку.
