на выступе; и проветшала откуда-то сбоку опять капитель; и в лавченке, где дряхлый купец утонул в кайруанских коврах, и в кафе, и на дворике, где вы, просунувши нос, затерялись, – колонки, колоночки, более полутысячи их расступились рядами на мощном квадрате двора кайруанского храма; сто восемьдесят мечетей пылятся средь улиц; колончаты – все.
Вот – наполнена площадь верблюдами; сплющили нас, все – горбы; и – грифиные, гордые морды; кладу на одну свою руку; она – как отдернется; недовольна – чего еще доброго плюнет со злости; мы – прочь; и бежит, что-то крикнув на нас, недовольный хозяин верблюда; все стадо вскочило (верблюды лежали); и вот голенастые ноги зашлепали прочь на мозолях; и все потемнело от пыли; и мы – задыхаемся.
Славится город верблюдом; особое здесь воспитание он получает; становится он драчуном (бой верблюдов я видел уже); и верблюды пасутся средь жареных кактусов, где-то за городом; щиплют желтеющие корни когда-то здесь бывшей травы; и сухие колючки жуют; вечерами горбатыми стаями полнятся улички; раз набежала на нас одна стая, затерлась десятком шерстяных боков об одежду мою; плыли тощие остовы, гордо возвысясь горбами, на нас повернувши лениво мешки волосатых зобов; проходили линючие самки; висели клоки на протертых боках; пробежал верблюжонок, дрыгающий ножками с выспренной мордочкой, жалко мигающей; прыгал подкидистый маленький горбик.
Прилавки лавченок пестреют приятными пятнами, кожами; желтые туфли повсюду; и – лавочки, лавочки; это – базары; мы топчемся; долго ломают нам локти – бока, грудь и спину; суданец в синейных штанах чуть ее не сломал; и как все характерно: как мало Туниса!
Базары давно превратились в Стамбул – в плохие пассажи; в ряды; и в них запада нет; и восток – выдыхается; черный Каир переполнен базарами; но не ищите в Каире Египта; сирийский бурнус, ткань Кашмира, кавказский кинжал, испанская ваза, божок из Китая, коробочка скверных серых сигареток из нашей Одессы увидите вы на каирском базаре; и только не встретите вы одного: характерно каирского; в Иерусалиме базары пестры, но в изделиях нет благородства: Дамаск посылает товары свои; грубоваты они; в Кайруане базар – кайруанский; здесь множество местных вещей; оттого провалились мы в них среди глянцев, курильниц, шерстей и шелков; я купил себе сельский бурнус, заплатив всего-навсего франков пятнадцать.
Наш друг проводник, по прозванию «Мужество», весело так запахнувшись в свою гондуру, под стремительным солнцем пописывал дуги коричневым носом, ломаясь летучей тенью на желтых и белых стенах, исходя остроумием, кланяясь быстро с купцами, стреляя запасы знаний мне в ухо:
– «Вот видите – дом».
Мавританское здание с черной и белой росписью, с каменным малым балконом, которого крышу подперла типичная коринфская капитель.
– «Вижу дом».
– «Важный он…»
– «Чей?»
– «Живет здесь полковник»…
– «Какой?»
