детей выход за пределы территории интерната – праздник. Я не боялся, что меня возненавидят – меня и так не любят. Но все же я считал нечестным лишать их этого праздника. Просто не мог. Не мог, несмотря ни на что.
– Хорошо, – сдался я. – Я пойду.
– Вот и замечательно. В таком случае иди и собирайся. Экскурсия начнется через час.
Виктор Семенович кивнул и зашагал в сторону здания. Я проводил его хмурым взглядом, вздохнул и нехотя поплелся следом. Нарушить свое обещание я не мог. Тем более обещание Виктору Семеновичу.
В комнатах царило оживление. Все жили предвкушением экскурсии. Даже ко мне цеплялись гораздо меньше обычного.
Старая Наседка собрала всех в коридоре.
– Я надеюсь, вы все будете вести себя прилично?
– Конечно, Вера Николаевна, – ангельским голоском пропел Валерка. Лично я бы этому обещанию не поверил, но Старая Наседка приняла все за чистую монету. Валерке почему-то она верила. Он вообще ходил у нее в любимчиках, что совсем не говорило о ее уме, за что я и прозвал Веру Николаевну Старой Наседкой.
– Так, Золотов, ты готов? Или тебе индивидуальное приглашение надо?
Я неопределенно дернул плечом, не понимая, что ей от меня надо.
– Выходим. – Старая Наседка захлопала в ладоши, как будто первоклашек собирала. Вообще эта манера обращения с нами как с несмышленышами больше всего раздражала всех. А уж сколько смеха было, когда она таким же манером на виду почти у всего интерната начала разговаривать со своим сыном. Этот сыночек – тридцатилетний дядя – с трудом вырвался из заботливых рук мамаши и сбежал. А Старая Наседка, похоже, даже не поняла, в какую глупую ситуацию поставила своего сына.
Парами мы вышли из ворот – еще один идиотизм Старой Наседки. Я видел, как многие пытались смущенно спрятать глаза от прохожих, которые с недоумением наблюдали, как четырнадцатилетние подростки парами – как первоклашки – идут по улице. Но попробуй нарушь строй. Старая Наседка мигом отправит провинившегося назад, да еще и в интернате придумает наказание. Так же парами она посадила нас и в трамвай.
Исторический музей мне понравился. Конечно, он не чета тому, что я видел в Москве, но все же. Меня всегда завораживали древние доспехи и мечи, выставленные в витринах. Я мог подолгу стоять около витрины с полуржавым мечом, представляя того человека, который владел им последним. Перед мысленным взором вставала жестокая сеча. И вот боец падает, пронзенный вражеским оружием. Меч выпадает из его ослабевших рук. Но битва продолжается. Меч втаптывают в землю. Проходят века, и однажды на месте той битвы находят этот меч – свидетель древних сражений. Вспомнилось сочиненное отцом:
На том поле, у реки далекой
Стрелы жатву собрали свою.
И на месте той битвы жестокой
Затуплялись мечи о броню.
Там стонала земля под ногами,
Грохотало от лязга мечей.
И надрывно неслись над полками
Крики тысяч и тысяч людей.
Но проходят года и века,
И
