себя с постели соскребаю,бледная, как немочь, а на фоне
рыбы золотые проплывают.
Как в бреду, бреду к себе на кухню,
суп сварить, помыть полы и чашки,
может быть, привычка жить вернется,
золотые проплывают рыбы.
Совершив обманное движенье,
боком и неловко – за компьютер,
трону клавиши легко рукою,
музыки ответной ожидая.
Тщетно. Музыка молчит, и только буквы
разлетаются, как слов осколки
в бомбе, начиненной под завязку
смертоносным смыслом, как гвоздями.
Мне не по себе. Я надорвалась.
Любопытство, между тем, не меркнет.
Проплывают рыбы золотые
на дневном, на светло-сером фоне.
Рыбка золотая, что с тобою?
Отчего ты вдруг остановилась?
Ждешь стоишь вопроса или просьбы?
Милая, плыви, я справлюсь, справлюсь.
8 октября 2002
Дуомо
В проем Витторио-Эммануэле
внезапно вдвинулась тончайшая громада,
за восхищеньем клетки не поспели,
и в легкие извне проникла влага.
Закашлялась, забилась, задохнулась —
чуть зазвучала каменная месса,
и сердце, переполнившись, метнулось,
не удержало ядерного веса.
И у подножия внезапного Дуомо,
упав, разбилось в мелкие осколки,
лишенное защиты, то есть дома,
подстреленное, словно из двустволки.
И небо, низкое, как в сумерках в России,
поднявшись вверх, вдруг враз заголубело,
и голуби на улице Россини
клевали сердце, падшее из тела.
17 октября 2002
«Отчего так грохочет ночное, в себе, подсознанье…»
Отчего так грохочет ночное, в себе, подсознанье,
эта жизнь, что не та, эта жизнь, что не там и не с тем,
и пробиты на раз ложно-краеугольные камни,
только мстилось, что выстроен – выстрадан – был
ряд отличных систем.
Днем казалось, что, как у людей, все почти что в порядке,
и похож на людей, и, как люди, одет и обут,
ночью видно, что это игра, специальные детские прятки,
впрочем, и остальные играют в нее наобум.
За обманом обман, не других, а себя горемычных,
за атакой в атаку на немочь, и горечь, и желчь.
Мы вернемся в Итаку. К истоку. К началам привычным.
Ложь, как кожу, сдерем.
И умрем. Если нас не сумели сберечь.
18 октября 2002
Синие розы
В отеле на столе
стояли синие розы.
Распахнута дверь на балкон,
шум улицы в комнату втянут,
и синие розы не вянут
в отеле, завернутом в сон.
Неоновой буквы луна
так выбелила подушку,
что светятся пальцы под ушком,
уложены пястью для сна.
А сна ни в едином глазу,
и жалко на сон прерываться,
ведь самое тайное, братцы,
нас пробует ночью
