кивает с лёгкой полуулыбкой. Следователь добавляет жёсткости:
СЛЕДОВАТЕЛЬ
И ты наконец понял, что дорос до бога?!
ЗИЛЬБЕРМАН
(с иронией) Что ты! Просто у врачей моего класса…
СЛЕДОВАТЕЛЬ
…огромные кладбища. Ясно!
Допивает коньяк залпом, на дно бокала кидает недокуренную сигарету, встаёт. Идёт на выход. Зильберман спокойно окликает его, зеркаля:
ЗИЛЬБЕРМАН
Федя, ты веришь в совпадения?
Следователь оборачивается, смотрит на него жёстко, прямо.
ЗИЛЬБЕРМАН
Вот и я – не очень… У Лиды был доступ к лекарствам Павла.
Следователь, чуть выйдя из себя, но сдерживаясь, глухая такая ярость, вовсе не о справедливости – с болью за друга.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
И даже если она… Тебе что, станет легче, если и ты – убийца?! Вот вы оба – убийцы! И что?!
Зильберман совершенно спокоен:
ЗИЛЬБЕРМАН
Или мы оба – не убийцы. Ты же не знаешь.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Но я хочу знать.
ЗИЛЬБЕРМАН
Зачем?
Следователь горько усмехается.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Я понять хочу: ты ветхозаветный человек или всё-таки новозаветный.
ЗИЛЬБЕРМАН
Достоевский, я же Зильберман…
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Только по отцу, только по отцу…
Снова дуэль взглядов. Зильберман официально:
ЗИЛЬБЕРМАН
Причина смерти Лидии Ивановой: кровотечение на фоне генетического дефекта системы свёртывания, приведшее к дэвээс-синдрому.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Любое состояние, включая смерть, можно вызвать медикаментозно. И никто на вскрытии – особенно если в графе «хирург» значится великий Зильберман! – не станет определять в крови концентрацию рутинных для акушерской клиники препаратов. … Ты убил её?!
ЗИЛЬБЕРМАН
Нет.
Следователь буквально впивается взглядом в Зильбермана – тот сохраняет покер-фейс, ровный спокойный голос:
ЗИЛЬБЕРМАН
Я сделал всё, чтобы её спасти. … Но я не бог.
Следователь разворачивается, не прощаясь, выходит за дверь. У Зильбермана – всё тот же безупречный покер-фейс, никакого выражения. На дне бокала следователя дымится плохо затушенный бычок – он выливает остатки коньяка из своего бокала – туда, – бычок с шипением гаснет.
(ЛЮБОВНИЦА, РЫБА, БЕЛЯЕВ, ЕЛЬСКИЙ.)
(26-28 – музыка.)
На рахмановке Любовница. Рыба принимает роды. Беляев стоит рядом. Приняв крохотного младенца (полтора кило), Рыба передаёт его Ельскому: слишком слабый, чтобы выкладывать на живот матери.
