– отражало казавшийся неестественно ярким искусственный свет, эта ослепительная улыбка, зависавшая в воздухе, подобно улыбке чеширского кота, казалась совершенной и не требующий никаких дополнений в виде остальных частей тела. Он ощущал запах её кожи и представлял себе, что скорее всего этой ночью будет полноправным хозяином этой улыбки, ощутит её вкус, станет скользить языком по гладкой белой эмали зубов, пытаясь пройти ещё глубже, захочет выпить одним большим глотком всё, что хранилось в этом драгоценном сосуде два десятка лет, впитывало ужас, радость и удивление своего появления на свет, летнее солнце, зимний холод, праздники Нового года и дни рождения, сказки, прочитанные на ночь, любимые книги, фильмы, первый поцелуй с мальчиком, первую ночь с мужчиной, – всю бережно накопленную жизнь, которая вольётся в его кровь, когда они станут одним целым.
Когда Матвей смотрел фильмы о вампирах, он понимал, в чем сладость и глубокий смысл укуса. Настоящий секс – это не использование чужого тела для того, чтобы почувствовать себя полноценным мужиком и заодно сбросить напряжение. Для него секс всегда был открытием и прикосновением к тайне чужой жизни. Именно поэтому он не мог останавливаться. Выпитая однажды жизнь вскоре обретала привычный вкус, потерявший остроту ощущений. Матвей и чувствовал себя вампиром, крадущим чужую жизнь. Он считал, что для большинства женщин секс – это прежде всего отношения, защита, стабильность и лишь потом – удовольствие. Но для того, чтобы найти это, им приходится искать. И Матвей с готовностью предоставлял им своё тело в качестве объекта для поиска, убеждая себя в том, что это не обман, что вдруг получится, сойдётся, но в глубине души зная, что это ложь, и он просто глубоко входит в роль, чтобы не чувствовалось фальши.
– Не хочу кофе. – Ясна отодвинула чашку. – Спасибо за завтрак. Такси вызвал?
Почему-то ему стало обидно, что она вот так запросто, без вопросов и попыток как-то закрепиться на его территории, уедет и заберёт с собой этот странный, волнующий и так захвативший его ночью вкус чужой жизни. Но он знал, что это минутная слабость. Что наступивший день закрутит, увлечёт в поток дел, встреч, новых желаний, и такие яркие сейчас вкус и запах Ясны некоторое время продержатся в этом потоке, а потом перемешаются с другими и вольются в море памяти, в глубины которого он начнёт заглядывать очень нескоро. «Только тогда, – внезапно пришла ему в голову фраза, – когда сам поток иссякнет, мы начнём погружаться в море прошедшего времени и ловить там тени, пытаясь наполнить ими опустевшее настоящее. Надо записать» – подумал он.
– Такси будет через пять минут. Пойдём, я тебя провожу.
– Боишься, что не дойду, спрячусь в подъезде? – Ясна поцеловала его небритую щеку, и Матвей ещё раз почувствовал, словно по солнечному небу вдруг прошла внезапная тень, нарушившая светлую безмятежность.
Они остановились в тёмном коридоре, освещённом только неяркой подсветкой над тремя старинными гравюрами, украшавшими стену. Надевая легкий
