на непыльной должности каптерщика – на разводы и «промку» не ходил, из общего котла не ел, а целыми днями сидел себе в каморке, играл с татуированными друзьями в «стиры», то есть в карты. Высокий, самоуверенный, с крупными чертами чуть побитого оспой лица, с ровными сизыми металлическими зубами, он производил впечатление настоящего хозяина «строгача» – во всяком случае, не меньшего, чем «хозяин», то есть начальник ИТУ. Распятье, вытатуированное на груди, и аббревиатура БОГ говорили, что блатной осужден за грабеж. Множество синих церковных куполов, просвечивавшихся на спине сквозь майку, густые гусарские эполеты так называемого «блатного лейтенанта», восьмиугольные звезды на ключицах, перстни на пальцах, «тигровый оскал» ниже основания шеи и изображение кошачьей морды – все это свидетельствовало, что он уже сполна прошел все тюремные университеты. Высокий статус «смотрящего» подтверждала буква «G», наколотая на предплечье.
Рядом, на пустых ящиках из-под какого-то оборудования, сидели двое амбалов.
Отложив карты, зоновский авторитет молча уставился на вошедшего. Взгляд его был тяжел и угрюм – казалось, он словно рентгеном просвечивает новичка.
– Ну что скажешь? – спросил он, продолжая изучать Сашу.
– А что я должен сказать? – стараясь казаться независимым, спросил в свою очередь Солоник.
– Ну как звать, величать? Масти какой? Чем на «вольняшке» занимался? – принялся неторопливо перечислять «синий». – Как жить дальше думаешь? Лавье от кентов не крысил? Ментам на корешей не стучал? В попку часом не балуешься? На флейтах кожаных не играешь? И вообще – какие за тобой «косячки» водятся?
– Звать меня Александром, – спокойно ответил допрашиваемый, – а кем на воле был… Много кем. В школе учился, затем – в армии служил, вернулся, в милицию устроился, выгнали, потом опять в ментовке, потом на кладбище… Много где работал.
При упоминании о службе в милиции глаза ближнего к Солонику «шестерки» – огромного звероподобного атлета с рассеченной переносицей и цепкими мосластыми пальцами – налились кровью.
– Да, все правильно, сходится, – «смотрящий» поджал губы. – Пургу не гонит. Так в милиции, говоришь, служил? В нашей родной, рабоче-крестьянской?
– Да. – Саша уже прикидывал – прямо сейчас начнется драка или чуть попозже, а если сейчас – как он будет защищаться в этом маленьком, забитом разным хламом помещении.
– Значит, в мусарне… А теперь вот променял мышиный макинтош на лагерный клифт, – ухмыльнулся татуированный авторитет. – Жизнь – она баба стервозная, никогда не знаешь, где поднимешься, а где опустишься. Ты по какой статье тут чалишься?
– Сто семнадцатая, – невозмутимо ответил Солоник, но на всякий случай добавил: – Засудили меня. Подставили.
– И кто же тебя подставил, мил человек? – спокойно, с плохо скрываемой иронией уточнил авторитет. – Менты небось?
– Менты, – честно
