слушала, глядя на него своими сѣрыми, слегка улыбающимися глазами и утвердительно качая головою, хотя она не понимала всего, что онъ говорилъ; живой и открытый характеръ Маріано разливался, казалось, въ огненныхъ волнахъ и пріятно ласкалъ ее. Реновалесъ не походилъ на тѣхъ людей, которыхъ она знала до сихъ поръ.
Замѣтивъ ихъ дружескія отношенія, кто-то – можетъ-быть, подруга Хосефины – пустилъ ради насмѣшки слухъ, что художникъ – женихъ Хосефины Торреалта. Тогда только оба они поняли, что молча любятъ другъ друга. He братская дружба побуждала Реновалеса проходить по той улицѣ, гдѣ жила Хосефина, и глядѣть вверхъ въ надеждѣ увидѣть у окна ея стройную фигурку. Однажды въ домѣ герцогини, очутившись съ Хосефиною наединѣ въ корридорѣ, Реновалесъ схватилъ ее за руку и такъ робко поднесъ руку къ губамъ, что онѣ еле прикоснулись къ перчаткѣ. Онъ самъ испугался этой дерзости, стыдясь своей силы и боясь причинить боль такому нѣжному и слабому созданію. Хосефина могла свободно положить конецъ этой дерзости самымъ слабымъ движеніемъ, но вмѣсто этого не только не отняла руки, а опустила голову и расплакалась.
– Какой вы добрый, Маріано!
Она чувствовала къ нему глубокую благодарность, встрѣтивъ впервые искреннюю, хорошую любовь, и притомъ со стороны человѣка, который пользовался извѣстною славою и, избѣгая общества счастливыхъ женщинъ, обратился къ ней, робкой и всѣми забытой. Чувство любви, не находившее исхода во время одинокой и угнетенной жизни, накипѣло въ ея душѣ и излилось на Реновалеса. О, какою горячею взаимностью отвѣчала она тому, кто любилъ ее и вывелъ изъ тяжелаго состоянія прозябанія, поднявъ, благодаря своей силѣ и любви, до уровня презиравшихъ ее людей!
Знатная вдова де Торреалта возмутилась сперва, узнавъ о сдѣланномъ ея дочери предложеніи. «Сынъ кузнеца! Знаменитый дипломатъ незабвенной памяти!..» Но гордый протестъ какъ бы открылъ ей глаза на истинное положеніе вещей, и она вспомнила, сколько лѣтъ тщетно вывозила дочь въ свѣтъ. Дураки мужчины! Она подумала также о томъ, что знаменитый художникъ – важная персона, впомнила про статьи, посвященныя послѣдней картинѣ Реновалеса, а главное, что было особенно убѣдительно для нея, приняла къ свѣдѣнію богатства, сыпавшіяся на художниковъ заграницею, и сотни тысячъ франковъ, уплачиваемые за картинку, которую можно было унести подъ мышкой. Почему не могъ Реновалесъ попасть въ число этихъ счастливцевъ?..
Донья Эмилія начала приставать ко всѣмъ своимъ безчисленнымъ родственникамъ. У дѣвочки не было отца, и они должны были замѣнить его теперь. Одни отвѣчали ей равнодушно. «Художникъ! Гм… Ну, что же?» давая ей понять, что такой мужъ былъ ничѣмъ не лучше таможеннаго досмотрщика. Другіе невольно оскорбляли ее своимъ плотнѣйшимъ одобреніемъ. «Реновалесъ? Художникъ съ великимъ будущимъ? Чего же тебѣ еще? Ты должна радоваться, что онъ обратилъ вниманіе на твою дочь». Но убѣдительнѣе всего былъ для доньи Эмиліи совѣтъ ея знатнаго родственника маркиза де Тарфе, котораго
