и влюбленных. На набережных Невы собираются парочки, чтобы ворковать, глядя на зеленоватую воду, и ждать, когда сведут мосты. Некоторые гуляют по паркам, сидят на скамеечках или бесцельно бродят по городу. Евгений Глазыркин влюблен не был, к поэзии относился прохладно и романтиком себя не считал. Тем не менее ночь ему пришлось коротать на улице. На пустыре около карьеров горели костерки засидевшихся компаний. Тянуло дразнящим запахом шашлыка и приторно-медовым ароматом буйно разросшихся сорняковых цветов. Женя одиноко послонялся по берегу карьера, нашел себе укромный уголок в высокой траве и незаметно для себя уснул.
Утро выдалось прохладным, с бисером росы на сочной траве и ярким солнцем на безоблачном небе. Поежившись от озноба, Женя не сразу понял, где находится. Когда сообразил и обнаружил под боком сумку, несказанно обрадовался. А ведь его запросто могли обобрать, если бы увидели его здесь спящим.
Уже без всякой надежды Женя набрал номер Романа, услышав все то же: «Абонент недоступен», добрел до его квартиры, позвонил, постучал и ушел прочь.
В «корабелке» общежитие не дали, но документы приняли, в «лесопилке», наоборот, готовы были предоставить общежитие, но документы не взяли из-за недостающей прививки. Двери еще одного института – метеорологического, который находился бог знает где и его пришлось хорошенько поискать, оказались запертыми – туда Евгений опоздал всего на десять минут. Психанув, он отправился на вокзал, чтобы уехать домой, но и там его подкараулила неприятность – билетов в кассе не оказалось. «Чего вы ожидали? Летний сезон», – посочувствовала кассир. Все, что нашлось, – это плацкарта через сутки. «И то хлеб, – грустно улыбнулся Глазыркин. – Хотя бы через сутки». Он уже по горло насытился свободой и неистово мечтал вернуться в уютную несвободу под родительское крыло.
Хотелось спать, есть, умыться, в конце концов! Кроме как снова идти к Роману и ждать под дверью, других вариантов не оставалось. Матери снова соврал, что все хорошо, несмотря на то, что хотел завопить в трубку о том, что все плохо, и что ему дали телефон и адрес, где никого нет, и что нужно немедленно искать другой, где его примут. Женя соврал теперь уже не из гордости, а от того, что сознаться в своей прошлой лжи язык у него не повернулся. Но когда позвонил отец, юноша не выдержал:
– Что за адрес ты мне дал?! Там никого нет, и трубку никто не берет! Я живу на улице, как последний бомж!
– Как это? Роман должен тебя ждать, его предупредили, – удивился Александр Ильич. – Держись, сынок, я сейчас разберусь.
Легко сказать – держись. Сам бы попробовал держаться! – злился Женя. А этот Роман тот еще козел – пообещал да забыл. Уехал куда-нибудь, где мобильник не ловит, и в ус не дует. Чтоб ему икалось!
Глазыркина внезапно посетила простая как грабли мысль. Он вспомнил, как в детстве, когда они еще жили в старой трехэтажке, родители иногда оставляли для него ключ под ковриком. Двор у них был спокойным, там все
