терпеливо дожидаться. Но очередь продвигалась утомительно медленно, и терпение Анастаса стало убывать. Подкралось подозрение, что сегодня можно и не попасть на прием. А попасть надо было только сегодня. Завтра уже будет поздно, и, словно в подтверждение его опасений, за дверью кабинета раздался резкий звонок телефона и сочный акающий голос председателя:
– Да ну?.. Вот тебе на-а-а-а!.. Еду… Сейчас, немедленно.
Из кабинета в коротком дорожном плаще стремительно вышел председатель. Это был полный, рыхлый, как саратовский калач, мужчина. Анастас шагнул ему навстречу, загородил проход и низко поклонился:
– Роман Евсеич, не откажи…
Роман Евсеич был очень самолюбивый и обидчивый председатель: ему казалось, что все не понимают его и недостаточно уважают. Когда Анастас загородил дорогу председателю, Роман Евсеич опешил и не знал, что делать. Его рыхлое лицо вначале вытянулось, а потом смущенно заулыбалось:
– Это совсем ни к чему, папаша. Совершенно ни к чему…
– Дело у меня до тебя, Роман Евсеич. Очень серьезное дело. – Голос у старика задрожал, и он почти со слезами на глазах добавил: – Роман Евсеич, голубчик, не откажи!
На лице Анастаса было столько надежды, мольбы и страха, что председатель как-то неестественно крякнул и, взяв под руку, повел Анастаса в кабинет.
Роман Евсеич терпеливо и внимательно слушал путаный рассказ Анастаса о своей жизни. И ему стало очень жаль этого кроткого, обиженного человека, который всю жизнь, как муравей, таскал и копил для семьи, а на старости лет доживает свой век в чужом доме. И вот теперь просит, пока в здравом рассудке, отписать свой домик колхознику Ивану Лукову, который пригрел его.
– Да ты, никак, умирать собрался? – спросил Роман Евсеич.
Вопрос был нелепый и ненужный. Роман Евсеич спохватился и, чтобы скрыть смущение, отвернулся к окну и стал смотреть на улицу.
– Готовлюсь, Роман Евсеич, – с легкой серьезностью ответил Анастас.
Роман Евсеич усмехнулся, покачал головой и задал вопрос глупее первого:
– А не рановато?
Анастас пристально посмотрел на председателя, вздохнул и опустил голову.
– Значит, сына думаешь лишить наследства?
– Я так полагаю, Роман Евсеич, теперь говорить о наследстве как-то неловко. Устарел этот обычай-то, не нужен он по нынешним временам. Если все у нас общее, то и после смерти все должно остаться обществу.
– Правильно, отец, очень правильно… Институт наследства – единственный пережиток, узаконенный государством… – авторитетно заявил Роман Евсеич.
Анастас махнул рукой:
– Я не про себя говорю. Какое у меня наследство. Один дом, и тот кое-какой. Видно, и Андрей-то мой не очень в нем нуждается.
– Значит, дом решил завещать Луковым?
– А если возьмет колхоз – с радостью отдам, Роман Евсеич.
– Во
