повернул налево и поехал по улице.
– Вердано, пердано! – на каком языке он говорил? – морщил лоб Стикер.
– На католическом – машинально ответил Бурый, всё ещё пребывающий под впечатлением, от лихой выходки Вовы.
– Через шестьсот шестьдесят шесть метров поверните налево
– Какое нах лево! – возмутился Бурый – Едем прямо, до упора. Раскомандовалась тут! – и выключил навигатор.
В стайке было тихо, и только мотылёк, порхая крылышками, вился вокруг лампочки.
Лампочка мигнула раз. Другой. Третий. Мотылёк коснулся колбы крылышками, и опалив их, падал, как лист. Вокруг лампочки сгустился, уплотняясь, воздух и образовав облачко, свивался, и словно влекомый ветерком, потянулся к трупу, висевшему в петле и засосался в рот. Труп дёрнулся, и открылись глаза у мертвеца с синюшным лицом, и шевельнулся язык, и облизнул запёкшиеся губы, и нога поднялась, изогнувшись как у резиновой куклы, и чиркнула, прорезавшимися, на ступне, когтями по верёвке, и труп скользнул, по стене, вниз, и мягко спружинив, опустился на пол. Выпрямился, и весь передёрнувшись, шагнул к двери.
Два перепончатых крыла, за спиной ожившего трупа, бесшумно развернулись, и он взлетел в ночное небо.
– Бляха, Бурый, ты куда заехал?
Свет фар упёрся в густые заросли тальника на пустыре.
– Что за херня? – забормотал Бурый и стал разворачиваться.
– Что за нах – сдавленно проговорил Стикер, и трясущейся рукой потянул пистолет.
Шагах в пяти от капота стоял Вова.
Бурый побледнел как простыня, и скованный ужасом, не мог даже пошевелиться.
Труп, с синюшным лицом и высунутым языком, вперился в них мёртвыми глазами.
Стикер открыл дверцу, и выйдя из салона, трижды выстрелил в то, что стояло в восьми шагах от него. Рука с пистолетом ходила ходуном, и он промазал. Тварь прыгнула, взмахнув крыльями, и отсекла, когтистой лапой, руку с пистолетом. Стикер упал на колени, зажимая ладонью культю. Тварь склонилась над ним и, одним движением, вырвала кадык. Стикер захрипел, и захлёбываясь кровью, упал лицом на землю. Бурый, преодолев оцепенение, выскочил из авто и побежал к зарослям тальника на пустыре. Тварь, с кадыком Стикера, зажатым в правой руке, взмахнула крыльями, подпрыгнула, и настигнув Бурого, отсекла ему голову, когтистой лапой. Голова покатилась по траве, оставляя кровавый след, а тело, пробежав, по инерции, ещё несколько шагов, рухнуло как бревно. Существо склонилось к голове, и выковыряло, левой рукой, глаза. Прижав, кадык Стикера, к горлу, а глазные яблоки, Бурого, к мёртвым глазам, существо замерло. Через несколько секунд оно опустило руки. Ожили изумрудные, с жёлтым ободочком, глаза, и заходил кадык, сглатывая сгусток, застрявший в горле. Зацепив когтями, ещё дёргающееся, тело Стикера, тварь взлетела и сбросила его в заболоченный овраг, тянущийся вдоль зарослей тальника. Вернувшись назад, зацепило когтями тело и голову Бурого, и взлетев, сбросило в овраг.
Тварь опустилась на пустырь, и пала на колени. Вознесла окровавленные руки к небу, и качаясь, забормотала – Легастос тургоро героно ферино корсоро
