и надвигается темнота, этот маневр Темучина был не чем иным, как отчаянной попыткой оказать сопротивление. Но верный Гюлдар все-таки поднялся на высоту, установил стяг и удержал позицию. Это сковало действия кераитов, особенно после того, как сын Ван-хана был ранен в лицо стрелой.
Когда солнце зашло, кераиты частично отвели свои отряды с поля боя. Темучин задержался, чтобы прикрыть отход Гюлдара и подобрать раненых, среди которых было двое его сыновей, скакавших на захваченных лошадях по двое на одном скакуне. Затем он повернул на восток, а кераиты двинулись в погоню на следующий день.
Это было одно из самых ожесточенных сражений Темучина, и он потерпел в нем поражение. Однако он сохранил боеспособное ядро своего племени, охрану ханской ставки и остался в живых сам.
«Мы сражались с человеком, – говорил потом Ван-хан, – с которым нам не следовало бы ссориться».
В монгольском сказании упоминается о том, как Гюлдар принес родовое знамя на Гупту.
Но во время длительного отступления «зализывающих раны» воинов на измученных конях – так уж диктовала жизнь в этом бесплодном краю – они опять выстраивались полукругом для охоты, чтобы загнать антилопу, оленя или любую другую дичь, которую могли поразить их стрелы. И не спортивный азарт заставлял их делать это. Нужно было обеспечивать пропитанием орду.
Глава 6
Смерть Иоанна-священника
Непосредственным результатом победы кераитов было укрепление союза против Темучина. Вожди кочевых племен склонны были заключать союз с набирающим силу племенем; это обеспечивало им защиту и обогащение.
Разъяренный монгол обратился с красноречивым упреком к Ван-хану:
«О хан, мой отец, когда тебя преследовали враги, разве я не направил тебе в помощь четырех своих багатуров? Ты добрался до меня на слепом коне, в изорванной одежде, питаясь мясом одной-единственной овцы. Разве я не дал тебе много овец и лошадей?
В прошлом твои люди брали себе военные трофеи, по праву принадлежавшие мне. Потом твои враги отняли их у тебя. Мои багатуры возвратили их тебе. Затем у Черной реки мы клялись, что не будем слушать тех, кто говорит о нас плохо, чтобы нас рассорить, но встретимся и обсудим проблему. Я не говорил, что моя награда за заслуги мала, и не требовал большего.
Если сломается колесо запряженной быками повозки, быки не смогут двигаться дальше. Разве я не колесо твоей кибитки? Чем я тебя прогневал? Почему ты нападаешь на меня теперь?»
В этом монологе можно уловить отголосок презрения. И упрекает он этого человека прежде всего за его нерешительность, отсутствие своей точки зрения: Иоанн-священник «сел на слепую лошадь».
Темучин приступил к осуществлению самого нужного со всей своей непоколебимой решимостью. Курьеры были отправлены к соседним племенам, и вскоре как ханы подвластных ему территорий, так и их соседи уже сидели в юрте
