на пару деньков, если наскучил дождь. К пространствам своего жилища (не обязательно было помнить, сколько в нем комнат, да и не упомнишь), к трепетно неслышной охране, создающей вокруг тебя безопасную пустоту, к покупкам всего, чего в голову придет. И, главное, после всех безумств шопинга не надо было хвататься за голову: что же я наделала и на что теперь жить.
Всего через несколько месяцев после замужества она осталась переночевать у матери, потому что той нездоровилось, и не смогла уснуть в своей детской комнатке площадью двенадцать квадратных метров, на своем продавленном диванчике. Ей катастрофически не хватало воздуха в этом помещении. Она не была чванливой дурой и прекрасно понимала, что, во-первых, многие-премногие живут еще куда хуже, чем это было у них с мамой, а во-вторых, в принципе, человеку для жизни очень мало надо. И можно вполне чувствовать себя счастливым, не имея ничего. Тогда весь мир становится щедрым к тебе, а не только съедающий твою молодость, хищный чужой человек. Она еще помнила, как это бывает в настоящей жизни. Что можно просто на попе съехать по песчаному обрыву к реке и лежать у текущей воды, глядя на чередование белого и голубого в небе. Или купить круглый черный хлеб, еще теплый, и наесться им, шляясь по улице просто так. Только все это хорошо, когда силы есть и душа не заплевана.
Нет, назад дороги не было. Она брезгливо наблюдала, как лебезит перед ней утренняя мамина клиентка, начитавшаяся где только можно о ее головокружительном везении. Попробуй теперь вернись в их мир – затопчут, как заразное насекомое. Лишь одно и можно было – намертво устраиваться в завоеванной жизни. И назад не оглядываться. Так и в заветной книге говорилось: выйдя замуж, нельзя успокаиваться, считая, что последний рубеж пал. Потерять все можно в два чиха. Поэтому необходимо постоянно думать, чем еще и еще привязать к себе жертву своей охоты, чтобы она не опомнилась и не бросилась стремглав прочь от ловца.
И вот, размышляя таким образом, пришла она к выводу, что ребенка не избежать. Те, прежние, тоже ведь не дуры были. Тоже старались, как могли, без всяких даже полезных советов. И фиг бы им что досталось, если б детей не народили. Конечно, он сейчас не тот, плачет от любви к ней, клянется, что всю жизнь одну ее такую и искал, что она его последняя и единственная. Подводит ее к зеркалу и любуется то ею, то отражением. Никак не может глаза свои насытить. И возраст – к семидесяти. Но на двадцать – двадцать пять лет как минимум его еще хватит. Порода у них – мореный дуб. Мать его до сих пор жива и указания ей дает, как о сынке ее заботиться. А вдруг лет через двадцать ее побоку? И новую возьмет, которая еще сейчас и не зародилась даже? И будет ее о сыне просить? Все может быть запросто. То есть именно так и будет, если она поведет себя как дура по отношению к самой же себе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив
