добрый совет, если какой-нибудь случайный удар всё-таки отправит тебя к Храмну?..»
Аптахар с ним не спорил, сказав себе: в конце концов, каждый когда-нибудь оставляет сражения. А он в своей жизни их видел достаточно. И руку утратил не где-нибудь, а в знаменитой битве возле Препоны. Об этой битве, насколько ему было известно, с тех пор сложили легенды. И ни тени бесчестья его тогда не коснулось.
То есть всё правильно.
Если бы только не пёс, приснившийся кунсу…
Аптахар нащупал у пояса ножны с длинным боевым ножом, пробежал, слушая, как поют над головой редкие стрелы, по палубе «косатки» и, опершись ладонью, с молодой лёгкостью махнул через борт. Винитар не преувеличивал – он и с одной рукой мало кого боялся один на один. А вождь пускай его бранит сколько душе угодно. Потом, после боя. Когда останется жив.
…А в кузнице у Белого ручья всё происходило совсем не так, как представлялось смотревшему с вершины холма. То есть снедь, принесённая девушкой для вечери, в самом деле оказалась превыше всяких похвал, и светец, разожжённый молодым кузнецом, вправду походил на цветок за порогом – походил так, как волшебная баснь[5] на урочное каждодневное дело. И Щегол с Оленюшкой действительно сидели на лавке возле стены.
«Добрые у тебя руки, Шаршава…»
«Добрые… В огонь сунуть бы. Или топором обрубить. Как-нибудь невзначай…»
Крепкие девичьи пальцы сомкнулись на руках кузнеца, словно этим могучим ручищам вправду угрожала беда.
«Что молвишь такое!»
«А что? Строга твоя матушка, а и то чую – уже скоро позволит бус у тебя попросить…»
Волосы парня были заплетены так, как плетут их все веннские мужчины: в две косы, перевязанные ремешками. На ремешках следовало носить бусы, подаренные невестой или женой. У кузнеца ремешки пока были гладкие. Девушка вздохнула:
«Тяжко тебе».
«Тебе будто легче…»
«Может, и легче».
«Стойкая ты».
«Я того человека видела всего один раз, потом снился лишь. А лет тому уже минуло… Иногда слух дойдёт, если люди передадут… А ты свою Заюшку с той ярмарки любишь. Расскажи ещё про неё».
Шаршава вздохнул:
«Да что сказывать. На руках бы носил, по земле ходить не позволил…»
«А не могло твоему дедушке просто приблазниться, будто тот Заяц ему на полпяди короче продал верёвку, чем обещал?»
«Я уж спрашивал… Батогом поперёк спины получил».
Оленюшка задумалась. В который раз, и всё без толку. И не такова вроде неправда, чтобы суд судить и виру истребовать, подавно – месть мстить. Но и не спросишь посереди торга: да что ж ты, друг Заяц! Я тебе – мёдом разбавленным за ту верёвку платил?.. Да… Пятнистые Олени сами никогда не засылали сватов ни к Лосям, ни к Тайменям. Тоже помнили о подобных обидах. Десятилетия назад нанесённых. А что? Старики правы. Ослабни строгая
