и клиент еще на заре капитализма кинул ее? Или наоборот – фирма задолжала клиенту? Что тогда, а?.. Ну-ка, дай сюда трубку.
Дьяченко протянул подзорную трубу пока еще с девственным, не отмеченным никакими рекламными письменами корпусом.
– Вот презентуешь ты эту трубку, – Хек помахал трубой перед носом Дьяченко. – И что? На кой хрен она клиенту?
– Так ведь дармовая труба-то, – вяло сопротивлялся Дьяченко. Ему уже было по барабану, будет он заниматься этим заказом или Хек пошлет его к чертовой матери. Валька повторил. – Что ей в зубы заглядывать, если она дармовая?
– А что ж еще с нею делать?! – с нарочитым удивлением воскликнул Хек. – Только пялиться! На девок где-нибудь на пляже или из окна офиса. Увидел, к примеру, классную телку на улице и тут же звонишь: эй, официант, вон ту бабу мне к обеду! А когда приволокут ее, обалдевшую, трусы стащишь с нее и вместо члена эту же трубу ей в задницу вставишь, чтобы сравнить, черт подери, чем ее жопа от других отличается! Как ты думаешь, в ней есть что-нибудь особенное?
– А я почем знаю! – вспыхнув, покраснел Дьяченко. – Я ничьи задницы в бинокль не рассматривал.
– Да что ты все буквально! Вот тормоз! – в сердцах рявкнул Хек. – Вруби свой черепок, пусть в нем мозги твои никудышные перемешаются, как шары в лотерейном барабане. Авось счастливый выпадет… Ну ты же рекламист, Валек! Где твое хваленое во-о-бра-же-ние?
– Да ничем она не отличается! – огрызнулся Дьяченко. – Жопа она и есть жопа.
– Вот, – удовлетворенно хмыкнул Хек, – сувенирка, будь она сотни раз такая-растакая, ничем друг от дружки не отличается. Опостылела всем, понял! Как верная баба, надоела: не подведет никогда, услужит в любую минуту… так, что и не заметишь. Уразумел: не заметишь! А мне надо, чтоб замечали. Даже такую фигню, как эта, в которой нет ни смысла, ни пользы!
– Зато есть шарм, – зачем-то заступился за сувениры всего мира Дьяченко.
– Не смеши! О каком шарме ты хочешь втереть мне!
Подойдя к шкафу, Хек взял с полки небольшую, с две трети ладони фигурку цвета коньяка «Шустов». Коньяка на донышке оставалось в стоявшей рядом рюмке. Дьяченко глянул на фигурку: «Конь что ли? А на морде что? Вроде как рог…»
– Вот, кому нужна такая чушь, а? Я даже врубиться не могу, что она значит. Мерин с рогом, а? Но раз я решил заняться этой темой, изволь, Валентин, напрячь мозги, поработай-ка головой… или членом – вдруг тебя какая баба вдохновит на правильный ответ. А хошь – возьми Машку, но чтоб завтра… нет, сегодня через три часа ты выложил мне все как на духу!.. Ты понял, чего я хочу от тебя?
– Да. Типа: на хрена козе баян, если она летать не может, – буркнул Дьяченко и неожиданно зло пнул ящик с дорогущим представительским винным набором.
– Ну-ну, потише, – беззлобно показал зубы Хек и, наклонившись, похлопал рукой по ящику. – В этой картонке, знаешь, сколько кусков зарыто?.. А вообще я рад, что до тебя дошло наконец, как до мерина. Ладно, вали и спеши шевелить мозгами.
Уходя, Дьяченко незаметно, пока Хек задумчивым взглядом переходил от одного ящика к другому, прихватил с собой игрушку – ту странную вещицу, что напоминала коня. К этому времени Хек вернул ее в шкаф. Однако, размышлял Дьяченко, какой же это конь, если это… единорог. Таинственный герой древних мифов был сделан из меди, вероятней всего, из бронзы. На кончике его рога загадочно светилась крошечная янтарная бусинка. Дьяченко задержал на ней взгляд – казалось, морской камушек излучает едва заметный, прозрачный свет. Интересно, кому пришло в голову сделать такой сувенир?
«Глядишь, еще на что-нибудь надоумит», – решил Дьяченко, но, уже стоя в дверях, спросил о другом:
– При чем тут мерин, а, Иван Степаныч? Обычно говорят: доходит как до жирафа.
Иван Степаныч, он же Хек, неожиданно разозлился. С чувством плюнул себе под ноги, но попал в левый туфель.
– Да мне плевать, что говорят! Где твой креатив?! Где твоя ин-ди-ви-ду-аль-ность?! Сказал я так, потому что, если ты не принесешь единственный и верный ответ, я вырублю тебя, как мерина… которого ты стащил из шкафа!..
Дьяченко ходил в широкополой фетровой шляпе, красивой, цвета морской волны, с карманчиками, в которых прятал деньги и презервативы. Шляпой своей он очень дорожил. В тот день было ветрено, зябко. Правда, несмотря на начало декабря, уличная пыль по-осеннему бесцеремонно садилась на обувь и трещала на зубах, если вдруг Дьяченко с открытым ртом провожал какую-нибудь случайную красотку. Зато руки мерзли, а тело зябло, как от крепкой стужи.
Валька держал путь к перекрестку, где на одной стороне улицы уживались магазин «секонд хенд», пивной бар «Кэп», булочная «Сумська паляныця» и чебуречная в фургончике без колес, а на другой – ковровые покрытия и шкафы-купе от «Акции-информ» и Ильинская церковь. За метр до перекрестка сильный порыв ветра сорвал шляпу. Она, словно
