взять… – бестактно пробурчал Слива, прикидывая стоимость этого пойла, употребляемого исключительно средним классом.
– А пустырнику сколько… – протянул Жаров с притворной мечтательностью.
Через пять минут он поднялся по облупленной лестнице, ведущей через двор Лидочкиного дома, мимо мертвого фонтана, мерно размахивая бутылкой выдержанной коллекционной мадеры. Преодолев небольшую внутреннюю лестницу, ведущую с цокольного этажа на первый, также знавшую лучшие времена, он позвонил у дверей второй квартиры. Из нагрудного кармана его куртки, словно шикарный платок, торчала шоколадка. Запах кошачьей мочи чувствовался не только на лестнице и у дверей квартиры, но даже на улице, во дворе. Похоже, сама старинная кладка этого дома, серые ялтинские камни пропахли котами в самой кристаллической структуре своей.
Тяжелые шаги Лидочки приблизились из глубины квартиры. Высокая и крупная женщина, пышущая здоровьем, сияющая чистотой, распахнула дверь с уже готовой улыбкой на полных чувственных губах. Жаров тоже улыбался. Ему показалось, что оба они сейчас думают об одном и том же – именно для чего они встретились и как собираются провести эту ночь. От того, что дверь в кошачью вотчину открылась, запах ничуть не усилился, ибо он и так был выше всякого предела.
Лидочка обвила шею Жарова мягкими руками, он потянулся поцеловать, но девушка отпрянула, коротко приложив палец к его губам.
– Тише! – прошептала она. – Тетушка, небось, у двери скрючилась, слушает.
Жаров кивнул и молча прошел в комнату Лидочки. Между этой комнатой и обителью тетушки была еще одна, нежилая, вернее, там располагалась целая стая тетушкиных котов. В Лидочкиной спальне можно было и музыку громко включить, и кричать вволю: старушка все равно не услышит.
– И что ты так долго? – с притворной строгостью спросила девушка, зажигая палочку индийского благовония, вполне уместную здесь.
Жаров поставил на стол бутылку, небрежно бросил рядом заморскую шоколадку, на которую, подумал, также можно было накупить пачку местных… Какая ей разница? Пришел и все, и приятный вечер уже начался. Жаров все же поведал в двух словах, что заглянул к бомжам, расспросил их о Пустырнике.
– Да что там какое-то чудовище, где-то на пустыре! – с досадой воскликнула Лидочка. – Тут в родном доме тебя могут живьем сожрать.
– Ты о чем?
– О котах этих, – Лидочка кивнула на стену.
Жаров меж тем откупорил бутылку, распотрошил шоколадку и налил вино в бокалы, которые вовремя подставила сообразительная Лидочка, предварительно продув их от пыли. Чокнулись, выпили. Жаров произнес свое традиционное:
– За тебя!
Наверное, наличие тетушки и ее котов изрядно сокращает круг Лидочкиных мужчин. Поставив бокал на стол, он присел на край кровати и шлепнул ладонью по покрывалу, приглашая девушку к себе. Та сняла заколку-бабочку, тряхнула головой и ее чудесные волосы разметались по плечам и спине.
– Меня убьет кошка, мне на роду написано, – сказала
