между прочим. У нас, в «Свободе». Веришь? С соски его маленького выпоил! Мать-то при родах… А потом, Егорыч, я вот что скажу – сам как сделаешь, так и поскачешь. Так уж меня научили. Тем паче сегодня. Скачка-то не простая – Дерби! Тут мелочей не бывает!
Конюх одобрительно покивал головой. Окинул ещё раз Заказа критическим взглядом… и вдруг высказался:
– Ох, паря, ну тощ он у тебя!.. Прям Кощей!.. Не, ребята, вы хоть сто раз жокеи, а чего-то в конях всё же не так понимаете. То ли дело дед мой говаривал, царство ему небесное, – не гони коня кнутом, гони овсом! Ну сам глянь, куда ему такому скакать!.. Все рёбра наружу!.. Вона, вымахал жеребчина – а силы откуда, ежели сытости нет?..
Жеребец вправду был не из мелких. Сто шестьдесят семь в холке – взрослому мужчине до глаз. Крупный в кости и притом длинноногий – как говорят конники, «рычагастый». Однако рёбра действительно можно было пересчитать, потому что гнедая шелковистая шкура обтягивала кости и мышцы туго и сухо, без лишней мякоти и подавно без жира.
– Егорыч, – Серёжа поднял голову и улыбнулся, уворачиваясь от лошадиного языка, – а про «ипподромную кондицию» ты когда-нибудь слышал?
– Кондиция, кондиция… кормить надо, вот и будет кондиция. Я, когда в армии служил… в кавалерии, в обозе, после войны сразу… Привели нам трофейных коней. Першеронами называются. Не доводилось?..
Серёжа покончил с одной ногой Заказа, перебрался к другой и снова улыбнулся, понимая, о чём сейчас пойдет речь.
– Только на картинках, Егорыч.
Дед Серёжкину улыбку воспринял по-своему.
– Вот где кондиция была! – продолжал он упоённо. – Как сейчас помню, серые в яблоках, аж лоснятся!.. Копыта что сковородки!.. Зада пополам разваливаются – силища распирает!.. Грудь – от царь-пушки ядро, никаких рук не хватит… А уж как запряжёшь!.. Как щас помню, однажды…
– Егорыч, дорогой, погоди. – Мастер-жокей наконец выпрямился, оказавшись «антихристу» пониже холки. Он был одет в белые бриджи и сапоги, но вместо яркого камзола – не в нём же под конём ползать – натянул простую спортивную майку. Похлопал Заказа по шее и вышел из денника. – Ты уж извини, после расскажешь. А то мне в весовую пора… Сейчас ребята со скачки вернутся, ты им передай – я седло взял. Пусть Заказа голым в паддок ведут…
– Серёж!.. Ты не сомневайся… Всё в точности передам…
Жокей в последний раз, уже через решётку, окинул взглядом могучего жеребца и уже повернулся на выход, когда вдруг говорливый Егорыч ещё пуще разоткровенничался:
– Я твоего Заказа, если хочешь знать, всех больше люблю. Другие, вон Гайдук тот же, это ж не конь, это ж чисто аллигатор какой-то. В денник не войти! А Миранда? Вовсе шило в заднице… Ты к ней со щёткой, а она задом хлестать… А твой… как ты его… Кузя? Вежливый всегда, ласковый… Одно слово, люблю… Честно, балую помаленьку, когда не видит никто… овсеца лишнюю баночку-другую… Гарца по-вашему…
– Не гарца, Егорыч, а гарнца, – не в силах сдержаться, улыбнулся Серёжа. Словоохотливый
