под щеку. Ее взгляд плавно переплывал с моего лица на стену, с потолка на окно, нигде не задерживаясь. Я неотрывно смотрел на нее и получал от этого необычное удовольствие. Когда же закрывал глаза, то чувствовал, что рядом солнышко и оно меня освещает. Борясь со сном, я поднимал тяжелые веки и любовался ее тонкими руками, луговыми глазами, красивым носом, широким лбом, маленьким подбородком с ямочкой и улыбчивыми губами. Длинную шею опоясывали белые кружева ночной рубашки и волны светлых волос.
Когда пришла нянечка и стала нас поднимать, я молча помог Свете собрать раскладушку. Она не удивилась, и лишь вежливо поблагодарила. А после полдника подошла ко мне и заговорила. Мало что помню из того разговора. Пожалуй, только то, что она приехала из приморского города и скучает по морю. Мы еще говорили о цветах, деревьях, горах, небе и … запахе. Приятные ароматы могли нас обрадовать, а резкие запахи сильно расстроить. Я был уверен, что после того разговора мы стали друзьями, но ошибся. Уже на следующий день она смотрела на меня, как на пустое место. Я сильно переживал, а Света… Она ни в чем и ни в ком не нуждалась. Она снова витала в своих высотах и оттуда рассеянно поглядывала на своих воздыхателей.
Я рассказал о Свете маме. Она как-то особенно посмотрела на меня, глубоко вздохнула и обняла: «Как быстро ты взрослеешь». Папе говорить об этом не стал: недавно он сильно отругал меня за лазание по дереву, и я его сторонился. Поэтому я решил сходить в гости к моему взрослому другу.
Николай Васильевич жил этажом ниже. Он сильно страдал от боли в сердце. Иногда его тихая жена тетя Аня приходила к нам позвонить по «03» и вызвать «скорую помощь»: «хозяин помирает». Иногда мама посылала меня в магазин купить им хлеба и молока. Тогда я заходил к ним, а Николай Васильевич предлагал о чем-нибудь поговорить. Сначала мне это давалось с трудом: в их доме, пропахшем лекарствами и кошками, я чувствовал себя неуютно. Но потом мы подружились, и я часто приходил к нему посоветоваться. Он умел ответить на любой вопрос понятно и спокойно.
На этот раз, как всегда, Николай Васильевич встретил меня с улыбкой. В его желтых зубах тлела папироса. Грубоватое лицо с глубокими морщинами и высоким лбом иногда искажала гримаса боли. Он, сильно хромая, прошел впереди меня в комнату, нацедил мне чайного гриба из трехлитровой банки и сел к столу. Я сел напротив, жадно пил кисло-сладкую водичку и наблюдал, как внутри стакана плещутся волны.
– Что, Андрюша, влюбился? – раздался хриплый голос снаружи моей акватории.
– А откуда вы знаете? – удивился я, опустив стакан.
– Заметно. Когда человек влюбляется, на его лице уживаются счастье и горечь. Только любовь умеет эти два чувства соединять.
– Вы думаете, это плохо?
– Нет, соседушка, нормально. Что за человек, если он не любит? Так, головешка…
Он прикурил новую папиросу и вздохнул: «Когда-нибудь эта зараза меня погубит». Потом вскинул на
