Иначе мыслитель будет укоризненно смотреть на нас из прошлого и повторять: «Простите, я не о том говорил». «Задачей» Д.Н.Узнадзе было порождение и исследование «человека свободного» как активного творца биосферы. Отсюда метапсихологии Д.Н.Узнадзе с самого начала присущи системно-исторический подход к человеку, положения о целевой детерминации жизнедеятельности и самодетерминации посредством функциональных тенденций поведения личности. Идеи Узнадзе, его вдохновенная критика экспериментального рационального разума помогли создать неповторимый Мир Дмитрия Узнадзе, в котором люди владеют не только прошлым и настоящим, но и будущим.
Когда проникаешь «за» психологию установки в метапсихологию, то открывается возможность диалога между «психологией установки» и «психологией деятельности». И Д.Н.Узнадзе, и Л.С.Выготский (иногда явно, иногда косвенно) включились в еще не осмысленный с достаточной полнотой поединок за культуру неклассического мышления, поединок, до сих пор совершающийся между Спинозой и Декартом. В этом поединке сторону Спинозы решительно занимает Л.С.Выготский. В своей работе «Учение об эмоциях: историко-психологическое исследование»[1], написанной незадолго до смерти, Л.С.Выготский характеризует философию Спинозы как одну из величайших революций духа, катастрофический переворот в прежней системе мышления. Именно этот переворот в прежней системе мышления стал исходной точкой кристаллизации классической рациональной культуры мышления, изобретенной Рене Декартом, и неклассической релятивистской культуры мышления, изобретателем которой был Бенедикт Спиноза. Дело будущих историков психологии проследить «линию Декарта» (из культуры мышления которого выросли и продолжают расти учение о рефлексах И.М.Сеченова и И.П.Павлова, бихевиоризм Дж. Уотсона, когнитивная психология и многие другие направления классической объяснительной психологии) и «линию Спинозы» (культура которого проступает за описательной психологией В. Дильтея, интенциональной психологией Ф.Брентано, учением о преднамеренной деятельности и теорией поля К.Левина, экзистенциальной психологией В.Франкла и другими направлениями неклассического релятивистского мышления). В этом ряду – и «психология установки», и «психология деятельности».
Порой казусы, случайности, неожиданные жизненные эпизоды, подобно «ошибкам» и «оговоркам» в психоанализе, позволяют уловить близость казавшихся ранее несовместимых концепций. Так, как-то А.Н.Леонтьев, с некоторым удивлением и весьма понятным для семидесятых годов опасением, поделился со мной содержанием письма от одного из известных западногерманских философов, полученного им после выхода в свет на немецком языке монографии «Деятельность. Сознание. Личность.» Западногерманский ученый в восторженных тонах писал, что он воспринимает идеи этой монографии как яркое продолжение традиций интенциональной психологии Франца Брентано и поздней «феноменологии» – «феноменологии
В одном из вариантов эта рукопись, датируемая 1931–33 гг, носила название «Спиноза», в другом – «Учение Декарта и Спинозы о страстях…».
